Терстон был как раз таким местом, где можно было исцелить душу и тело. Первые дни сплавились в один тяжелый слиток оцепенения и скуки, но потом пошло интереснее. Он все свое время проводил в Терстоне. С тех пор как кончилось детство, он нигде подолгу в Камберленде не жил и теперь мало-помалу открывал для себя город, узнавал имена, отношения, связи, он уже и сам мог рассказать другому семейные предания старожилов и последние городские сплетни. Университет на уличных перекрестках будет потом вспоминаться ему как счастливое время. Город был переполнен жизнью, и эта жизнь была так понятна. Можно было прямо из дома пешком дойти до любого важного места: церкви, школы, таверны, пивной, аукциона, магазинов, почты. Населяло город около четырех тысяч человек: не так много, но и не так уж мало.
Благодаря своему положению — соседству с морем — Терстон пострадал от кризиса меньше других шахтерских городков западного Камберленда. В конце девятнадцатого века Терстон был маленьким уютным городком, но очень скоро, являясь естественным средоточием всех путей средне-западного Камберленда, он превратился в бойкий ярмарочный город. Его до сих пор кормили окрестные фермы, но с развитием автомобильных дорог и увеличением числа грузовиков фермеры стали возить продукцию в более крупные центры: Карлайл, Дамфрис и Хойк. Хотя беда уже давала о себе знать, город, однако, был еще в теле, не то что Мэрипорт на западном побережье, который уже теперь кости да кожа. В этом портовом городе безработных 85 % населения, тогда как в Терстоне всего от 15 % до 30 %, из которых значительная часть просто не способна трудиться.
Городок расположен очень удачно: западная окраина полого спускается в долину, с остальных трех сторон его окружают холмы, и, чтобы попасть в центр, нужно спуститься по Хоуринг-бэнк, Сэндинг-стоуп или по Стейшн-хилл. Две главные улицы образуют букву Т, в месте их встречи разбит фонтан. Верхняя перекладина — улицы Вест-стрит и Кинг-стрит, вертикальная палочка — Хайстрит. У города есть прозвище: «Гнездо певчего дрозда». Различные предания объясняют, откуда оно взялось. Джозефу больше всего нравится рассказ Гэлли Уолласа. Его отец с друзьями возвращались домой с первой мировой войны; поезд, идущий из Карлайла в Терстон, запоздал, и они решили пойти пешком; отмахав одиннадцать миль, остановились на холме, откуда им открылся вид на весь город: церкви, Хаймурская башня, торговые ряды и стадион прямо в центре города, фермы в нескольких шагах от Кинг-стрит; дворы, улицы, проулки, бегущие где попало. Глядя на все это, отец Гэлли скинул на землю ранец и воскликнул: «Самое уютное местечко во всей Англии. Настоящее гнездо певчих дроздов!»
Житель Терстона особенно гордится знакомством со старожилами. Но Джозеф не мог похвастаться, что водит дружбу с людьми среднего класса: адвокатами, банковскими служащими, учителями и врачами, с теми, кто владел и управлял маленькой швейной фабрикой, где работали по преимуществу женщины; с хозяевами бумажной фабрики, куда брали только мужчин. Вся эта публика, в твидовых костюмах и белых воротничках по будням, носящая черные цилиндры и меняющая в течение дня костюм, была далека от него.
Зато он обменивался приветственным кивком с владельцами магазинов. С Джорджем Джонстоном, хозяином большого обувного магазина, который держал свору гончих; с Топлином, мясником, и Пейном, владельцем скобяной лавки. Раскланивался и с мистером Харрисом, одним из трех часовщиков города; белый как лунь, с нафабренными усами, учтивыми манерами и глубокомысленным видом, тот считал делом чести продавать только такие часы, которые мог сам починить, и, кроме того, на общественных началах работал в городской библиотеке. Джозеф знал Джостера Хардина, плотника, и старого мистера Хаттона, гробовщика, был знаком и с Харви Мессенджером, владельцем писчебумажной лавки, которого ничто и никогда не могло вывести из себя. И Джинни Мак-Гаффи, хозяина кондитерской, где можно было полакомиться вкуснейшими ванильными булочками, так сильно пропитанными кремом, что только дотронься, враз потечет. Очень скоро Джозеф мог уже мысленно обойти весь город, не путая расположение улиц, домов, магазинов, зная, где кого можно встретить, с закрытыми глазами видел старух в черном, чинно приветствовавших друг друга полным именем: «Здравствуй, Мэри-Джейн». — «Я видела Сэлли-Энн…», и стариков, которые сидели на каменной ограде, тянувшейся вдоль Тикл-лейк, вырезали деревянные кораблики и кинжалы для соседских мальчишек; ночью, лежа в постели, он нарочно засыпал не сразу: ему хотелось еще раз увидать мужчин на углу Уотер-стрит, женщин, выходящих из крытого рынка, фермеров, забивающих скот для ярмарки, мальчишек, гоняющих день-деньской по всему городу.