Он услыхал позади веселые голоса, дребезжание велосипедов, звонки. Это были девушки, работавшие на галетной фабрике в Карлайле: каждое утро отправлялись они на велосипедах в одиннадцатимильный путь и сейчас возвращались в Терстон. Проезжая мимо двуколки, Бетти оглянулась и улыбнулась ему. Белое лицо закоченело — в тепле оно оттает, оживет, — платок сбился, и черные волосы отдувало ветром; обгоняя двуколку, она нажимала и нажимала на звонок, за ней промелькнули остальные. Он слышал, как они катились без педалей под уклон, и резиновые шины с хрустом приминали подмерзшую грязь. Вот поднимаются вверх на соседний склон, и Бетти уже кружит на гребне, ожидая подружек. Вот и остальные выехали на гребень, замерли на секунду, хором загалдели, затренькали звонками и канули по ту сторону холма: минута-другая, и вот уже опять все тихо.
Мать Бетти умерла, когда девочке было всего несколько недель, отец от горя чуть не потерял рассудок, бросил все и уехал на юг, где погиб во время пожара, так больше ни разу не повидав дочери. Один из его братьев отдал девочку на воспитание миссис Николсон, оставив ей какие-то деньги. И миссис Николсон вырастила девочку. У нее было два своих сына, а ей так хотелось дочку, что она удочерила Бетти и не позволяла никому упоминать ее настоящих родителей, пока Бетти не вырастет.
Бетти была живой, смышленой и доброй девочкой. Миссис Николсон подрабатывала стиркой; когда Бетти подросла, то стала разносить по домам заказчиков корзины с чистым бельем, помогая женщине, которую, сколько помнила, называла матерью; она скоро освоилась в Терстоне, знала каждую улицу, переулок, аллею, все лестницы, дома, арки, дворы, все аукционы и магазины. Она была приветливая, с открытым милым личиком. Девочку все в городе знали и любили. Детские годы в Терстоне вспоминались ею до старости как один счастливый безоблачный день.
Мистер Николсон, которого она всегда звала дядей, работал на фабрике. Однажды произошла авария: получившим увечья не заплатили, года два или три мистер Николсон лечился, потом искал работу, и все это время семья очень нуждалась. Его жена решила взять на воспитание несколько незаконнорожденных детей — распространенный источник дохода в то время. Одинокие матери, которые по разным причинам не могли сами воспитывать своих детей, отдавали их за плату в чужие семьи. Миссис Николсон взяла троих.
Дети появились в доме, когда Бетти было одиннадцать лет, ей было страшно подумать, что эти дети — внебрачные, ибо хотя в городе было десять различных церквей, от католической до квакерской, но уважающих себя тружеников (таковых в городе было большинство, к ним принадлежала и семья Бетти) объединял воинствующий дух пуританизма. И Бетти ухаживала за приемышами с таким же рвением, с каким ухаживала бы за прокаженными.
Узнав от кого-то, что миссис Николсон ей не родная, Бетти почти год держала свое открытие в тайне, считая себя такой же незаконнорожденной. Однажды вечером, не в силах дольше страдать в одиночку, она разрыдалась и поведала свое горе матери. Та не стала утаивать правды и сказала Бетти, что мать и отец ее давно умерли, и это только усилило горе девочки.
А через неделю после этого разговора Бетти, которая была отличной пловчихой, чуть не утонула у плотины. Это было очень странно, потому что место ей было знакомое, она часто туда ходила купаться.
Бетти росла и с годами становилась застенчивее, впечатлительнее, тоньше; миссис Николсон перестала тревожиться: так развивались все девочки-подростки на пороге юности. Она с облегчением вздыхала: известие о смерти родителей нанесло, к счастью, несмертельную и скоропроходящую рану ее приемной дочери.
Первый раз они оказались вместе накануне пасхи после трапезы в конгрегационалистской молельне. Бетти стояла на ступеньках у входа, дожидаясь подружек; Джозеф бросился к ней, но она точно обожгла его глазами: как он смел подстеречь ее одну. Но и он был не меньше удивлен встрече, отпрянул и прижался к перилам, стараясь унять дрожь, пробиравшую его в этот холодный вечер.
Он давно уже подкарауливал ее всюду, где она могла появиться, кружил по городу темными вечерами: у ее дома, у кино, у дома ее подружки, у входа в клуб скаутов, на этой ступени ухаживания она была добычей, он преследователем — она убегала от него, сворачивая в темные незнакомые переулки, а он, наткнувшись на ступеньки, летел с велосипеда или упирался в тупик. Иногда он бросал велосипед и мчался за ней на своих двоих, но она всегда ускользала, терялась в переплетениях темных кривых переулков.
Тогда он вместе с другими парнями стал гоняться за Бетти с подружками, но тут она смешалась с другими, перестала быть только его добычей, давая ему понять, что это ей больше нравится. Раньше, он знал, она чувствовала его тягу к ней, видела все его ухищрения, теперь она как будто и не подозревала о них. Всякий раз, когда он хотел выделить ее, получал отпор.