Оставшись наедине с Бетти, он боялся обнять ее, так он ее желал, так боялся испугать. Он не просто принимал строгость ее взглядов, в этом была ее особая привлекательность. Он даже поцелуем боялся оскорбить ее. Лежа рядом с ней в густой траве в ложбине между двух дюн, он чувствовал, как тело его необоримо тянет к ее телу, как опьянение кружит голову, мир вокруг исчезает, пухлое облако любви, осязаемой на вкус и цвет, окутывает его; все, что было в нем за семью печатями, вдруг вырывалось и находило пристанище в поцелуе — губы его прижимались к ее щеке.
Хотя они не были еще помолвлены, но дело шло к этому, и Джозеф решил познакомить ее со своей семьей. Это событие приурочили ко дню подарков, второму дню рождественских праздников.
Весь дом ожидал их прихода. Младшие резвились.
Фрэнк озадаченно прикидывал, как лучше встретить девушку Джозефа; Мэй, приехавшая по такому случаю в гости с мужем и младенцем, старалась изо всех сил, но довольно-таки безуспешно, позабыть ссору, которая только что произошла у нее с мачехой, как она всегда называла жену отца. Джон надел свой парадный костюм: ему очень хотелось в глазах будущей невестки выглядеть молодцом.
Джозеф хотел заехать за Бетти на своем тандеме, но она настояла идти пешком.
Бетти вступила на тропу, увидела дом, взгляды, устремленные на нее из всех окон, и отказалась идти дальше. Не то чтобы она не хотела идти. Джозеф стал ее уговаривать, но она сказала: «Не могу». — «Хорошо, — сказал полушутя Джозеф, — согласен, иди за мной следом. Буду очень рад, если, конечно, ты вообще собираешься идти к нам». С этими словами он двинулся один; до дома оставалось шагов десять, Джозеф обернулся: она стояла все там же, как приросла к месту.
Больно задетый — он видел и чувствовал взгляды в окнах, — Джозеф пошел обратно и прочитал ей лекцию об ответственности. «Они подумают, что моя избранница — полоумная, — сказал он. — Господи, Бетти, если ты сейчас так испугалась, как же мы вообще с тобой поженимся?» — «Я лучше совсем не выйду замуж, если это так ужасно». День был холодный. На Бетти было только летнее пальтишко, купленное в прошлом году. Ее лицо стало синеть от холода. «Тебя ждет моя мать», — сказал Джозеф. «Не сердись, Джозеф, — чуть не плакала Бетти, — но я просто не могу сойти с места». — «Тогда я буду тебя толкать». Джозеф зашел к ней за спину и толкнул. Она, спотыкаясь, сделала несколько шагов и опять остановилась. Он еще раз подтолкнул ее, она опять остановилась. «У нас дурацкий вид, пойми ты», — сказал он. «Я пойду сама, — сказала Бетти, — только не держи меня за руку. Ну, пожалуйста, Джозеф, не держи. Как будто мы давным-давно муж и жена. Мне это не нравится. Я совсем не так себе это представляю. (Его рука обвилась вокруг ее талии.) Пожалуйста, иди совсем нормально, и я тоже пойду без твоего толкания».
«Может, будем маршировать?» — сказал он. «Не говори глупости», — ответила она, едва шевеля губами. «Ты думаешь, детка, они успеют открыть стрельбу, до того как мы улизнем?» — сквозь зубы процедил Джозеф, подражая гангстеру из американского боевика. Бетти но выдержала и прыснула: «Не смеши меня, пожалуйста». — «Я буду свистеть, детка. Пустим их по ложному следу». Джозеф засвистал «Дикси» и зашагал в такт. «Если бы у меня была сумка, я бы тебя ударила». — «Купим сумку ко дню твоего рождения». — «Какой ты ужасный, Джозеф Таллентайр». — «Какая ты прелестная, Бетти Николсон». Они уже были в двух шагах от дома. Бетти шла как аршин проглотила. «Поцелуемся», — сказал Джозеф. «Джозеф, прошу тебя!» — «Скорее, пусть все видят, как вы к нам относитесь». — «Я покажу тебе, как я к тебе отношусь, когда мы будем одни, а не у всех на глазах». — «Я не могу ждать, — возразил он. — Давай свернем направо и спустимся к озеру». — «Я ничего выгляжу?» — «Потрясающе». — «Нет, правда?» — «Правда? — Джозеф немного помолчал, они вошли уже в ворота и были почти на пороге. — Правда, — ответил он медленно. — Только на носу немножко сажи. Мама! — Он распахнул дверь. — Вот и мы».
Бетти вошла в кухню первая, в ее решимости была такая беззащитная одинокость, что Джозеф едва удержался, чтобы не обнять ее и не прижать к себе.
Навстречу Бетти бросилась Мэй; в этом было и желание поласковее встретить невесту брата, и нарочитое подчеркивание того, что она более близкая родня Джозефу, чем мачеха. Мэй, еще располневшая, сердечно пожала руку Бетти и принялась откровенно разглядывать ее, затем три или четыре раза кивнула со значением, смысл которого был ясен для всех. Наглядевшись на Бетти, младшие убежали играть до чая. Миссис Таллентайр взяла у нее пальто, Фрэнк взял перчатки, Джозеф шарф, который Мэй перехватила у него и немым жестом велела найти для Бетти место. Но Джон уже приготовил место; муж Мэй начал искать спички, Джозеф дал ему свой коробок. И в кухне Таллентайров воцарилось молчание. Когда воды Чермного моря сомкнулись над конницей фараона, мир объяла точно такая тишина.
— На улице совсем тепло, — поспешила спасти положение Мэй, — для декабря, конечно.
— А девчушка совсем замерзла, — сказал Джон.