Когда подвернулся тот замечательный случай, он ухватился за него потому, что в тот день ему было очень стыдно. С утра он пошел к отцу, хотел уговорить старика уйти на покой. Джону было за семьдесят, и жена попросила детей убедить отца перестать работать. Его пенсия и небольшая помощь детей дадут почти столько, сколько он получал сейчас. Но отец, услыхав, с чем пришел сын, так раскипятился, что боевой пыл у Джозефа тотчас пропал, и он промямлил что-то о близких, которым невыносимо смотреть, особенно жене, как он вгоняет себя в гроб. Не твое дело, убирайся домой и подумай о своей жизни. Джозеф ехал на велосипеде обратно и всю дорогу злился на себя: какую власть все еще имеет над ним старик.
Дома никого не было. Дуглас, которому уже исполнилось четырнадцать, уехал на неделю в Оксфорд с тремя одноклассниками и учителем истории послушать лекции, организованные советом средних школ и англиканской церковью. Гарри ушел играть в регби за команду младших классов своей школы. Бетти уехала в Карлайл за покупками. Джозеф метался по дому: никого нет, а ему так надо излить душу. Взялся накрывать на стол — усердствовал так, будто кто-то видел его старания, будто хотел что-то кому-то доказать: гремел посудой, ворча натыкался на плиту, на стулья, то и дело снимал крышку с упрямого чайника, который никак не закипал на ленивом огне, трахнул по репродуктору, отчего тот захрипел еще больше. И в конце концов разбил самый лучший заварной чайник. Его подарила Бетти одна из ее хозяек, чайник был новый, купленный специально в подарок, а не отданный за негодностью. Джозеф собрал осколки, виновато озираясь на дверь — вдруг Бетти сейчас явится. Она и явилась, и Джозефу не удалось скрыть того факта, что, с одной стороны, чайник разбит как бы нечаянно, но, с другой стороны, он хотел сорвать злость — и вот результат. Бетти в мгновение ока все поняла; Джозеф пытался что-то лепетать в свое оправдание: напрасно, он нажал на такую пружину, что душа Бетти замкнулась тяжелой непробиваемой угрюмостью. Оставалось одно — уносить ноги подобру-поздорову.
Услышал он об этом в пивной «Голубой колокольчик». Хозяин «Гнезда певчего дрозда» (в округе называвшегося просто «Дрозд») решил уйти от дел, и пивоваренный завод, владевший целой сетью кабачков, искал нового арендатора. Джозеф последние годы был постоянно в таком угнетенном духе, что пропустил бы мимо ушей новость. Но преследуемый сегодня каменным лицом жены и укорами отца — оба они каждый по-своему опять напомнили ему о его безволии и неприкаянности — и подстегнутый этим, он вдруг почувствовал прилив оптимизма, в нем опять заговорила уверенность в себе, он как бы вновь ее обрел, ощутил себя прежним. Вернувшись вечером домой, он никому ничего не сказал и тут же написал в контору завода письмо, предлагая свои услуги. Терять ему было абсолютно нечего.
Неделю спустя он получил ответ: его приглашали для переговоров. Письмо пришло, когда Бетти не было, и он опять ничего не сказал ей; в назначенное утро надел свой лучший костюм и поехал автобусом в Уоркингтон, где находились пивоварни.
Вместе с ним в контору пришло еще пятеро, но из Терстона был только он один. Беседа затянулась дольше, чем он ожидал.
Приблизительно догадываясь, что могут спросить, он обдумал ответы еще в автобусе. Красный двухэтажный автобус катил по шоссе вдоль берега между терриконов и копров. Карман его длинного плаща с поясом оттягивала приходная книга страхового агента. Автобус был почти пуст. Джозеф от отчаяния переходил к надежде. Беседа представлялась ему пустяковым делом. Она и на самом деле была совсем простая, только несколько затянулась. И он вернулся домой, в общем, в довольно радужном настроении.