В Англии

«Дрозд» был очень плохим кабачком, никто туда не шел, и это уже было легче. Кроме того, если мальчишек учить дальше, может, даже в университете (о чем он почти не смел и мечтать), каждая копейка будет нелишней. А пока они еле-еле сводили концы с концами, и поездки, такие, как нынешняя Дугласа, долго взвешивались и обсуждались, конечно, втайне от детей; четырнадцать фунтов — деньги немалые. Это тоже может смягчить Бетти, хотя — он и это хорошо знал — она даже гордилась, что умеет уложиться в такую небольшую сумму: у мальчишек есть школьная форма, Джозеф может позволить себе законную кружку пива (хотя на пиво он всегда чем-нибудь подрабатывал), а в прошлом году ездили всей семьей на неделю к морю (раньше всегда проводили отпуск неподалеку, у родных). Материальный вопрос волновал и мальчишек. Дуглас ни за что не хотел идти в шестой класс, другие в его возрасте зарабатывали уже два-три фунта в педелю и всё почти отдавали матери; Джозеф долго его убеждал, спорил, и Дуглас остался в школе, но относился к урокам как к работе, занимался много и усердно, до изнурения. Гарри настоял, что будет перед школой разносить газеты, и каждую неделю аккуратно отдавал матери шесть с половиной шиллингов. Правда, в течение недели он получал их обратно, но это уже было не так важно.

Каковы бы ни были возражения Бетти, Джозеф решил твердо: на этот раз он ее возражений не примет. Если ему отдадут кабачок, он ей заявит об этом прямо. Он не сомневался в своей правоте. Ходил по городу со своей страховой книжкой и шептал себе: «Она должна уступить. Не могу же я жить всю жизнь по ее указке. Если я считаю, что так надо, она должна согласиться». Однажды подслушав самого себя, он вдруг устыдился: как можно насиловать ее волю? Ведь в супружеской жизни есть и обязанности, иногда приходится делать что-то вопреки себе или, по крайней мере, умерять желания. И тогда он старался обуздать себя: семья для него была все, как для отца работа, и то, что он осмелился посягнуть на нее, было свидетельством его душевного разлада. Может, уж лучше поставить на всем крест? Шесть или двенадцать фунтов в неделю — в общем какая разница, самое главное — спокойствие Бетти. Он женился на ней, зная, что есть вещи, которых она не приемлет, и добровольно согласился оберегать ее от них; если же теперь он взбунтуется — это будет равносильно предательству. Ладно, пусть, но разве не имеет он права изменить свою жизнь?

А как бы все могло быть славно! Превратил бы старую развалюху в отличный кабачок. Парод будет валом валить, знай поворачивайся, пиво всегда свежее — такая была бы для него утеха, какой сейчас даже близко нет. Ну продаст он страховой полис, хорошо, если будет прок, — вот и вся радость. На аэродроме, на фабрике, в армии он быстро овладевал делом, а дальше начиналась беспросветная скука. Теперь у него уже нет ни сил, ни былого оптимизма претворять скуку в мечты или новые замыслы. Он уже давным-давно не находит в них удовольствия. Раз работа не даст радости, надо искать интерес где-то еще: одни пьют; другие заводят романы; у третьих имеются хобби; есть такие, что любят книги, музыку, беседу; все это не находило отклика в душе Джозефа. Ему нужно было занятие, которое возбуждало бы, подобно магниту, все тайные богатства его ума; вот тогда бы он действительно жил не хлебом единым. Но он не видел вокруг себя ничего, что могло бы заново разбудить в нем радость бытия. И хотя ему бывало приятно думать, что они с отцом совсем разные люди, он тоже не мог сбросить с себя иго работы, хотя в отличие от отца и пытался. Чтобы убить время, он читал комиксы, которые приносил Гарри, слонялся без дела по городу, ходил «болеть» на стадион, пялился на лошадей, провожал взглядом бродячих собак, провожал свою жизнь. А будь у него кабачок, вздохнуть было бы некогда; наниматься еще куда-нибудь он не станет: пивную нельзя закрыть ни на один день в году, так что всю сопутствующую работу приходится делать в часы до открытия; кабачок наполнил бы его жизнь смыслом, как сельский труд жизнь отца.

Когда пришло письмо, сообщавшее, что выбор пал на него, Бетти мгновенно поняла, какие надежды это в нем пробудило. Ей самой не хотелось сниматься с насиженного места, и по причинам, которые были известны Джозефу, и по тем, о которых он не догадывался. Но она нашла в себе силы подавить опасения и не стала ему перечить.

Покончив с денежными хлопотами — надо было занять сорок фунтов для закупки первой партии пива, — Джозеф поехал в Уоркинтон поучиться, как хранят пиво; и все это в спешке: хозяева пусть меняются, одна семья выезжает, другая въезжает, устройство на новом месте, куда стул поставить, куда стол — все это никого не касалось: кабачок не должен простаивать ни одного дня. Бетти работала не покладая рук. Если бы кто-нибудь сказал ей, что она приносит себя в жертву, она бы вспыхнула, стала отрицать, по это было так, и от этого она была на грани отчаяния.