В Англии

Дело было не только в том, что рушился налаженный образ жизни. Она любила свой уютный, чистый домишко, в котором ничего за годы не прибавилось, но стулья одеты в новые чехлы с яркими набивными цветами; настольная лампа на медной подставке, два рисунка — копии с барельефов, которые Дуглас перевел вощанкой, а Гарри вставил в рамку; пестренькие обои; новый коврик перед камином; утром она шла убирать квартиры и любила возвращаться домой в обед, когда никого еще не было, и на досуге, без помех все приготовить к приходу троих мужчин. Все трое должны получить равную долю ее забот и домашнего уюта.

Был еще Дуглас; она понимала, какую важную роль может сыграть для него эта перемена жизни: уроки для Дугласа были жизненной битвой, он неукоснительно выполнял весь строгий школьный распорядок, не пропускал занятий, по вечерам долго засиживался над учебниками; под его внешней бравадой и удальством Бетти чувствовала ранимость; знала, что его терзают угрызения совести: имеет ли он право учиться, когда мать ходит убирать чужие квартиры; знала, что он не видит моста между каждодневной жизнью и миром книг, что его веру в себя подрывают сомнения, сможет ли он приобщиться к этому миру. Эта перемена может вовсе выбить его из колеи. Его отношение к урокам поражало ее: с какой страстностью вбирал он в себя новое, стараясь во что бы то ни стало увязать его с тем, что уже известно; а зачастую и беспокоило, когда лицо его выражало натиск, наскок, становилось упрямым, даже почти угрюмым, как будто он вдруг прозревал и видел, что он в плену, что участь его решена.

Но и Дуглас еще не все. Со страхом представляла она себя подносящей спиртное почти незнакомым людям, видела, как они пьянеют, чувствовала неприкрытую зависть окружающих, замечала поджатые губы, слышала оскорбления. Терстон, скажет Дуглас, — это комбинация религиозного рвения и респектабельности. Но ради Джозефа она готова на все, не так-то уж, в конце концов, это и много. Ну не будет ходить по воскресеньям в церковь, так она и сейчас почти никогда не ходит (утром после субботнего вечера будет, конечно, большая уборка, а потом опять посетители); гостей не пригласит, этой свободы — пойти куда и когда хочешь — никогда больше у нее не будет.

Но была еще одна, самая главная причина ее угнетенности. Она была связана с одной туманной идеей, над которой Бетти не так-то уж часто и задумывалась. Эта идея питалась ее собственным опытом, случайными брошюрами, разговорами с Гарри (первые шаги его юности ознаменовались страстными спорами о политике), а еще больше с Элен. Та хорошо запомнила речи отца, и теперь, когда жар ее сердца поутих, она видела больше смысла в теориях, которые отец горячо развивал перед ней, десятилетней девочкой. В ее взглядах не было цельности, стройности; так, обрывки: рабочий класс, борьба за власть, революция, угнетение, пролетариат, народные массы — слова, которые Бетти понимала только наполовину: они проясняли не ум, а чувства, но благодаря им она стала размышлять о предметах и вещах, которые прежде принимала как нечто само собой разумеющееся. Элен говорил с Бетти более откровенно, чем с другими, и никогда раньше на собраниях лейбористской партии Бетти не слыхала таких ясных, доходчивых и горячих речей. То, что говорилось на собраниях, волновало ее, но не убеждало. Не убеждали ее и рассуждения Элен, но она начинала смутно понимать, что требуется нечто большее, чем реформизм, что реформы сами по себе, пусть с добрыми намерениями, убивают главную цель.

И пока они не богаче других, пока нечего отложить про черный день, пока она каждый день скребет и моет чужие полы, чтобы мальчишки могли учиться, она на этой стороне, со своими. Стать хозяйкой кабачка — значит переметнуться на другую, чужую сторону. И это пугало ее больше всего.

Справиться с унынием ей помогала вера в любовь, которая дается людям однажды и на всю жизнь, ее любовь к Джозефу.

В день переезда Бетти не присела ни на секунду, выносила вещи из своего домика, грузила на ручные тележки (до нового местожительства было рукой подать, да так и дешевле), скребла полы, стелила новый линолеум, прикидывала, где и какими обоями оклеить заново, успокаивала Дугласа, обращалась за советом к Гарри, на людях была весела, всем довольна, хотя на душе кошки скребли, сердилась на Джозефа, когда он от радости прыгал до потолка; с теми, кто хотел уколоть ее, была тверда; друзьям за доброе слово благодарна; оставшись одна, мучилась в растерянности и отчаянии.

12

Дела у Джозефа первые года два-три шли даже лучше, чем он мечтал. Любая работа спорилась в его руках, он этим очень гордился, а тут просто превзошел себя. Потребовалась все его умение, смекалка, усердие, чтобы справиться с самыми разнообразными трудностями, иначе его мечта так бы и осталась мечтой.