В Англии

Местная ячейка лейбористской партии решила проводить в «Дрозде» собрания своего комитета, Бетти было это очень приятно. Ей прислали копию резолюции, в которой говорилось: «Ввиду того, что один из бывших членов нашей партии имеет возможность предоставить бесплатно помещение для собраний, и учитывая, что Темперанс-холл обходится партии пять шиллингов за вечер и ожидается увеличение платы до шести с половиной шиллингов; учитывая, что вышеупомянутый бывший член партии был нашим активным работником и сейчас является единственной хозяйкой пивной в городе, о которой можно сказать, что она открыто поддерживает идеалы нашей партии, — принято решение в будущем проводить собрания, устраиваемые через понедельник, в пивной „Гнездо дрозда“. О том, где будут проводиться ежегодные и чрезвычайные общие собрания, будут приниматься по мере надобности отдельные решения. Предложение внесено К. Найсом. Принято. Д. Мьюирхед».

Джозеф предложил вставить эту резолюцию в рамку и повесить на стене. В частной беседе с Д. Мьюирхедом было согласовано, что участникам собрания пить пиво в кабачке не обязательно.

Управившись с утренней уборкой, уплатив все счета, заказав автобусы — все это Джозеф успевал сделать до одиннадцати, — он переодевался и шел прогуляться в город. Причина (или предлог) всегда находилась: пойти в банк, поговорить с тем, повидаться с этим; подобно позднему вставанию, эти прогулки по главной улице — на Джозефе галстук, воротничок, он курит сигарету, никуда не торопится, ничто над ним не висит — были истинным удовольствием. Не то чтобы он торжествовал: наконец он сам себе хозяин (хотя немножко торжествовал, конечно), он гордился собой. Гордился тем, что жизнерадостен, весел, независим, идет легкой, бодрой походкой; светит солнце, бегут облака, встречные прохожие приветливо кивают. В этом странствии по городу он еще и еще раз убеждался, что теперь его восхищают в мире не вещи, формы, краски и животные, но люди, их голоса, жесты и самый город.

Когда открывались двери «Дрозда», настрой у Джозефа всегда бывал один: к нему должны идти все. Ровно в одиннадцать тридцать он стоит на крыльце в ожидании заслуженной награды. Точь-в-точь пират на борту захваченного корабля с сокровищами; под ногами зыбкая палуба, в глазах торжество победителя.

В дообеденное время — 11.30–15.00 — посетителей мало. И все-таки человек пятнадцать-двадцать побывает; все знакомые, он поговорит с ними, в глубине памяти оттиснутся особенности каждого. Заглядывал кое-кто из «крепких парней», заплатив за одну пинту пива, получали доступ к мишени; тренировались они упорно; хороший метатель стрелок мог четыре, пять вечеров в неделю почти даром наливаться пивом; придет, уплатив за первую пинту, а дальше весь вечер расплачивается игрой. Зашел однажды Дидо, посолидневший, полысевший, решил, что «Дрозд» не хуже других пивных, если не лучше, и остался. Иной раз кто-нибудь приносил домино; мало-помалу эта игра становилась любимым времяпрепровождением. Дидо скоро пристрастился к костяшкам: его первое спортивное увлечение под крышей. Однако главным развлечением в эти часы, когда за окном еще белый день, как-то не очень пьется (базарные дни, конечно, не в счет) — так, случайная дань Бахусу, а не священнодействие, — было чтение газетных страничек о скачках и заполнение таблиц со ставками. Джозеф был всегда готов сбегать через улицу к телефонной будке и сообщить на почту о ставках. Сам он ставил на своих любимцев каждый день.

Он начал запоминать людей, посещавших его кабачок, особенности их характера. Сюда они приходили к нему, он обязан не только напоить их, им должно быть у него хорошо. Это отнюдь не означало, что он разыгрывал из себя добренького хозяина, который запанибрата со всеми, кто ни придет. У него не было времени для таких глупостей. Когда ему случалось но радио, а потом и по телевизору услышать или увидеть такого «добрячка», ему становилось противно. Но тем не менее его отношения с посетителями отличались от того, как было в других кабачках. Для одних его пивная была как бы собственной гостиной. У такого посетителя было свое любимое место, он всегда пил одно и то же и в том же количестве, вел одни разговоры, шутил одни шутки. Пивная для него — продолжение собственного дома. Для других его кабачок — островок свободы, где все дозволено: можно бросить на пол окурок, брякнуть все, что просится на язык, поспорить. Сколько людей — столько прихотей, манер поведения, но в каждом таится искорка, готовая разгореться в стремление перебраться в соседний кабачок. Фразы «у него уютно», «тихая пристань» были точным выражением того, как относились жители Терстона к своим кабачкам. Человек приходил к тебе в дом, и жизнь его волей-неволей переплеталась с твоей.