— Ты как, не суеверный? — спросил мастер, заметив, что он рассматривает стенд. — Тринадцатым не хочешь стать?
—А вы? — осмелился на контрвопрос Толик.
— А я уже здесь, десятый.
Толик с удивлением и уважением взглянул на Ивана Алексеевича — шутка ли, кавалер ордена Ленина!
— Нет уж, я лучше подожду немного. А то все-таки несчастливое число.
Мастер усмехнулся.
— Значит, все же веришь в приметы.
— Да не так чтобы очень.
— Ну ладно, давай присядем.
Он поискал глазами, куда бы сесть, подошел к ближайшей колесной паре, уселся на ось и кивком головы подозвал Анатолия. Тот подошел и сел рядом с мастером. Над головами у них проплыл огромный крюк электрического подъемного крана. Из кабинки, откуда-то из-под самого потолка, что-то весело крикнула им белозубая девушка. Иван Алексеевич погрозил ей пальцем, потом полез в верхний кармашек спецовки, достал плоскую жестяную коробочку с небольшим горлышком, завинчивающимся крышкой, отвинтил ее, насыпал на ладонь небольшую кучку серого, как цементная пыль, нюхательного табака, ухватил узловатыми пальцами другой руки щепотку, поднес ее к ноздре и шумно втянул воздух вместе с табаком. Потом проделал такую же процедуру со второй ноздрей, помотал головой, словно собираясь чихнуть, но не чихнул и протянул табакерку Толику.
— Угощайся, Анатолий.
Тот из интереса тоже насыпал себе щепотку на ладонь. Подражая мастеру, шумно втянул в себя воздух. Табак пролетел сквозь нос и почему-то оказался во рту. Впрочем, нет, пролетел он не весь, часть его осталась в носу и жгла там, как перцем. Талик широко открыл рот и стал судорожно глотать воздух:
— А-ап... а-ап... а-ап-чхи!
Он расчихался так, что даже слезы выступили на глазах, а щекотание и жжение в носу все не проходили. Хотелось зафыркать, затрясти головой, как это иногда делают лошади. Иван Алексеевич поглядывал на него и улыбался, но не насмешливо, а сочувственно.
— Перестарался, — сказал он, когда Толик прочихался. — Видно, раньше-то никогда не нюхал, в первый раз, да?
Толик кивнул. Он не хотел говорить, боялся, что придется вдохнуть носом, и тогда — он чувствовал — снова начнет чихать. Поэтому он дышал через полураскрытый рот, втягивая воздух маленькими дозами и не делая глубокого вдоха.
— Да ты не стесняйся, прочихайся, а потом высморкайся, — посоветовал мастер. — Оно и полегчает.
Толик так и сделал, и действительно полегчало. Он вздохнул свободнее.
— Куришь? — спросил мастер.
— Иногда. За компанию.
— Зря. От курения один только вред. И себе и людям через дым. Лучше нюхай.
— А какая разница? Все равно никотин.
— Не скажи. Никотин — он от сгорания с дымом на легких оседает. Видел, какие легкие у курильщиков?
— На картинках.
— Вот. А от нюхания одна польза. Одна понюшка мозги прочищает и давление понижает. Наукой доказано.
— Ну, если наукой...
— Вот-вот. Ежели надумаешь, скажи, поделюсь своими запасами с тобой. У меня табачок особенный. Я для запаха и здоровья травки душистой добавляю.
— Спасибо, — сказал Толик, а про себя решил, что не воспользуется щедростью старого мастера. До сих пор в носу дерет, словно там железной щеткой прочистили.
Иван Алексеевич еще раз сочувственно взглянул на Толика и поднялся.
— Ну что ж, пора и на место.
Они пошли к своему цеху. Толик огляделся и подивился произошедшей перемене. Утром ему в депо все казалось мрачным, серым, однообразным. И надо всем властвовало стадо тяжелых мастодонтов-электровозов. А теперь Толик видел не только стальные громадины машин, но и людей, увлеченно и даже радостно работавших возле них. И все вокруг посветлело, сделалось яснее и проще, словно солнечный луч высветил все уголки.
Когда они пришли в свой цех, мастер положил свою сухую, но тяжелую руку на плечо Толику.
— Вот так, Анатолий. Считай, что познакомился со своим новым домом. Подумай на досуге о том, что сегодня увидел и услышал. И если хочешь настоящим деповским рабочим стать, помни о людях, кто здесь работает. Теперь иди на склад, получи спецовку и шагай домой. На сегодня хватит. Да, ты как, на час позже приходить будешь или раньше кончать?
— Как это? — не понял Толик.
— У тебя рабочий день на час короче, пока тебе восемнадцати нет, — пояснил Иван Алексеевич.
Толик в уме прикинул: вроде бы и с утра хорошо на час позднее вставать, и вечером час лишний неплохо иметь. Но потом подумал, что все равно он утром просыпается рано, и решил:
— Лучше я на час раньше уходить с работы буду.
— Ну ладно. Значит, завтра к семи. А теперь иди. Иди, иди, — махнул он рукой, видя, что Толик собирается возразить. — Мне еще дневную норму выполнять надо.
Он подошел к своему верстаку, выбрал из кучи очередную деталь, зажал ее в тиски и взялся за напильник. Скрежещущий звук резанул по ушам и отозвался внутри, где-то у самого сердца. Толик поежился и оглянулся. Все были заняты работой, никто не обращал на него внимания. Он потоптался немного, вздохнул и направился к двери.