Вижу зелёный!

Толик подождал минуту-другую — не выведут ли и Сергея. Но больше никто не выходил, только прошли мимо две женщины в милицейской форме и подозрительно покосились на него, а может, это ему просто показалось, что подозрительно. Но и стоять в пустом коридоре дольше было неудобно. Толик спустился вниз, прошел мимо дежурного, окинувшего его цепким, ощупывающим взглядом, и вышел на крыльцо. Увидев его, Дима поднялся со скамейки, но не подошел, а стоял и молча смотрел на него. Толик сам спустился к нему и обнял за плечи.

—      Вот какие дела, Димец. Может быть, скоро и отпустят Серегу. А пока не могут: следствие идет, допросы, то да се. Так что топай пока домой, там уже, наверное, беспокоятся о тебе, куда ты запропал.

Дима горестно покачал головой.

—      Некому обо мне беспокоиться. Мать, наверное, уже на работу ушла. А этому... Он только рад, что меня нет. Я лучше к тете Лене пойду.

—      Ну беги к тете Лене! — легонько подтолкнул его Толик. — А я, если что новое узнаю, найду тебя.

Дима зашагал прочь, а Толик смотрел ему вслед. И хотя еще у себя дома он заправил Диме рубашку в штаны и завязал шнурок на ботинке, такие неухоженность и потерянность были в этой понурой фигурке, что у Толика защемило сердце.

—      Таких бы матерей... — начал он, но не договорил и даже не додумал до конца, а просто зло сплюнул.

Когда в три часа Толик пришел снова в отделение милиции, дежурный пропустил, ни о чем его не спросив. Старший лейтенант был у себя в кабинете.

—      Садись, — не глядя на Толика, сказал он, зачем-то переложил с места на место бумаги, лежащие на столе, открыл и снова закрыл сейф и только поглядел прямо на Толика.

—      Значит, такое дело, — словно еще раз утверждаясь в принятом решении, проговорил он. — Поговорили мы тут со следователем, ведущим это дело, о тебе и о твоем друге. Вообще-то не положено, пока не закончено дело, о таких вещах говорить. Но тебе, как дружиннику, мы решили, что можно.

Он пощелкал замком авторучки, то выпуская, то убирая стержень, и продолжал:

—      Знаешь, в какой магазин они забрались?

—      Слышал, что где-то на Старом базаре.

—      Вот именно, на Старом базаре. — Старший лейтенант нагнулся над столом и негромко, раздельно произнес: — В тот самый, где работает мать Сергея Ивашина. И как раз в ее отдел.

Толик ошеломленно молчал. Он никак не мог понять: неужели Сергей решился обокрасть свою мать? Как же это может быть? А старший лейтенант продолжал:

—      И понимаешь, оба его подельника Трифонов и Лазарев на допросах показывают, что Сергей Ивашин ничего не брал, а только сбрасывал товары с полок, чтобы нанести больше ущерба.

—      А это зачем? — спросил Толик, так и не пришедший еще в себя от ошеломляющей новости.

Старший лейтенант снова пощелкал авторучкой, очевидно, обдумывая, что еще можно сказать, а что нельзя.

—      Понимаешь, Анатолий, — негромко и доверительно заговорил он, — в магазине до вот этого ограбления два дня проходила ревизия, в которой принимал участие и наш сотрудник ОБХСС. И вот в отделе Ивашиной была обнаружена крупная недостача. Но оформить актом еще не успели.

Толик постепенно начал соображать. Вообще-то он и раньше несколько раз думал о том, как это на сравнительно небольшую зарплату продавца можно жить так, как жила мать Сергея, нисколько не ограничивая себя, покупать дорогие вещи да еще чуть ли не каждый день пьянствовать? Но сомнения сомнениями, а тут...

—      И возникает вопрос, — продолжал между тем старший лейтенант, — случайное это совпадение или инсценировка кражи с целью сокрытия растраты. Как ты думаешь, могла Ивашина подговорить сына и его друзей на такую кражу?

—      Не знаю, — задумчиво ответил Толик. — Вряд ли бы она призналась Сергею...

—      А мог сам Сергей Ивашин, зная о ревизии и догадываясь о растрате, организовать эту кражу?

—      Чтобы спасти мать от тюрьмы? — Толик на секунду задумался, а потом ответил: — Наверно, мог.

Старший лейтенант удовлетворенно кивнул.

—      Вот и мы думаем, что мог. Но это надо досконально выяснить и доказать.

Неожиданно зазвонил внутренний телефон. Старший лейтенант снял трубку.

—      Слушаю, Краев. Да. Доставил? Хорошо. У меня. Как и договорились. Приходи.

Он положил трубку и сухим казенным голосом, совсем не таким, каким говорил до этого, сообщил:

—      Ивашина арестована.

Они помолчали, а потом старший лейтенант вернулся к тому же доверительному товарищескому тону:

—      Так ты сказал, что младший Ивашин... как его? Дима, отправился к тете Лене.

—      Да.

—      Значит, в квартире никого не осталось. Обыск там уже произвели, но вряд ли опечатали. Придется нам идти опечатывать.

Он достал из ящика какую-то металлическую печать, две палочки сургуча и положил на стол.

—      Но там же живет этот, как его?.. — Толик никак не мог найти определения.

—      Сожитель? — пришел ему на помощь старший лейтенант. — Ну, посмотрим, посмотрим.

В кабинет вошел парень в цветной рубашке навыпуск, с быстрыми серыми глазами и детскими ямочками на щеках. Он подошел к Толику и протянул руку.

—      Виктор.