Внучка

И так далее? Письмо за письмом? Воспитателям, приемным родителям, в детский дом? Захотят ли они вообще помогать мне? Наверное, они должны сначала спросить мою дочь, хочет ли она, чтобы я ее нашла? Или имеют право сами определять, насколько это в интересах моей дочери? Захотят ли они меня увидеть, прежде чем принять решение? Придется ли мне рассказывать, как все случилось? Во всяком случае, я могу написать в администрацию Бризена и выяснить адрес Паулы.

* * *

Моя дочь – энергичная, жизнерадостная, счастливая женщина? Зачем я все время это повторяю? Ведь я же изучала материалы, связанные с сиротами, трудновоспитуемыми подростками и детскими домами в ГДР. Я же видела ее фото.

Я думала, это я. Молодая женщина стоит на автобусной остановке в окружении парней в берцах и с татуировками и смотрит в объектив камеры, не заносчиво и сердито, как остальные, а с выражением превосходства и безразличия к происходящему. На университетской фотографии, сделанной во время церемонии посвящения в студенты, у меня точно такой же взгляд. Я не была такой, но мне хотелось так выглядеть, на церемонии и на фото – с выражением превосходства и безразличия к происходящему. Я не могу положить эти два фото рядом и сравнить их; передо мной лежит лишь этот снимок автобусной остановки с граффити и бутылками пива и водки на скамейке и на земле, который я увидела по телевидению и который мне потом по моей просьбе прислали из редакции телеканала. Но я прекрасно помню ту университетскую фотографию, и у меня есть еще одно фото со мной из «Зэксише цайтунг», когда я была членом студенческой бригады. На всех трех снимках, казалось, запечатлена одна и та же женщина. Глядя на себя в зеркале, я узнаю себя в ней, хотя с тех пор прошел уже не один десяток лет.

У нас в доме нет телевизора; мы оба не хотели его покупать. Я увидела эту передачу случайно, у одной из подруг. В ней говорилось о потерянном поколении восточных немцев, которым в момент объединения было двадцать – двадцать пять лет: их прежнее образование ничего не стоило в объединенной Германии, а получить новое у них не хватало смелости или сил, и поэтому они, оставшись без работы, предавались пьянству, безделью и бесчинствам, избивали панков, или иностранцев, или бездомных. Ведущая передачи особо отметила ту немалочисленную часть из них, которые выросли в детдомах и не имели не только образования и работы, но и семьи.

Я справилась на телевидении, где был сделан снимок, – во Франкфурте-на-Одере. Может, мне надо было сразу же поехать туда и начать обход всех автобусных остановок? Спрашивать, искать? Привет, это я! Мы с вами так похожи. Вы, случайно, не моя дочь? Не выпить ли нам вместе по чашке кофе или по кружке пива? Я родила тебя в 1964 году и бросила. Мне очень жаль. Я понимаю, тебе было нелегко. И сейчас тоже несладко. Не могу ли я что-нибудь сделать для тебя? Ты можешь приехать ко мне. К нам. Мой муж ничего о тебе не знает, но это не проблема.

Я так и не решилась. Да и где гарантия, что на снимке именно она? Сколько в жизни таких случаев ошеломляющего, потрясающего внешнего сходства! То и дело слышишь о каких-нибудь двойниках Элвиса Пресли или Билла Клинтона, а когда снимают фильм о Елизавете или о Линкольне, всегда находится актриса, как две капли воды похожая на королеву, или актер – вылитый президент. Чем чреваты для этой молодой женщины подобные неожиданные признания из уст незнакомой дамы и игры в дочки-матери, особенно если нет полной уверенности в том, что это именно она?

И почему моя дочь не может быть энергичной, жизнерадостной и счастливой молодой женщиной? Я читала, что Первая мировая война сделала сиротами миллион немецких детей, Вторая – полмиллиона, Вьетнамская война – миллион, а СПИД – от пятнадцати до двадцати миллионов во всем мире. Одни из них, вероятно, травмированы своим сиротством, другие нет. А сколько в мире знаменитостей-сирот? В жизни или в литературе? Нет, что бы ни испытала моя дочь, я не могу отказаться от этого образа – энергичной, жизнерадостной и счастливой молодой женщины. Хотя молодой ее, пожалуй, уже не назовешь – сорок с лишним лет… Но как она могла бы понять меня, не имея никакого жизненного опыта? И все же я представляю ее себе молодой, такой, какой была тогда сама.

Интересно, что было бы, если бы она переехала к нам? Молодая женщина, выросшая и травмированная в детских домах, рассиживающая с сомнительными типами на автобусных остановках, пьющая пиво и водку, агрессивная и асоциальная? Как бы на это отреагировал Каспар?