Внучка

Писала ли она и для него? Был ли ее роман завещанием на его имя? Должен ли он отправить рукопись Клаусу Эттлингу, если найдет ее? Во всяком случае, он мог найти ее дочь и предложить ей себя. Хотела ли она этого? Хотел ли он этого сам?

Он отыскал письмо бургомистра Бризена. Паула Люкенбах, Ритцов, Церковная площадь, 1, два часа на машине или три часа двенадцать минут на поезде, потом еще одиннадцать километров пешком или на такси.

Ехать или не ехать – этот вопрос долго не давал ему покоя. Он в свое время чувствовал себя чужаком еще в отношении Биргит, хотя она охотно впустила его в свою жизнь. Ее же дочери он явно не нужен, для нее он уж точно будет чужаком. Или то, что он мог ей предложить, все же как-то оправдывало его вторжение? Может, и Биргит медлила, потому что задавала себе тот же вопрос и не находила ответа?

В конце концов он решился, потому что больше не в силах был выносить свое монотонное, безрадостное функционирование в пределах квартиры и магазина. Ему хотелось вырваться из этого заколдованного круга. Это было нехорошее чувство, желанию вырваться на волю не было оправдания, но оно было непреодолимо.

2

Он не нашел ни сайта, ни электронного адреса практики доктора Мартина Люкенбаха в Ритцове, только номер телефона. Может, стоило позвонить, представиться и спросить, можно ли ему приехать? А вдруг Паула не захочет этого и откажется даже говорить с ним по телефону? Если он приедет, ей будет не так просто от него отделаться. Он взял напрокат машину и поехал.

У Бризена он съехал с автострады. Ему захотелось посмотреть, где Паула работала столько лет. Большинство домов вытянутой в длину деревни выглядели более чем скромно и были окрашены в незатейливый характерный гэдээровский песочный цвет, некоторые выделялись крикливой желтизной или белизной; местами темнели вдоль дороги какие-то ангары или фабричные цеха. Довершала картину маленькая церковь с новой черепичной крышей на окаймленной деревьями площади, средоточие и своего рода стержень деревни. Каспар ехал медленно в надежде увидеть кафе или кондитерскую, чтобы выпить кофе и съесть булочку, но ничего подобного не обнаружил. Улицы словно вымерли. Родители были на работе, дети еще в школе или, если уже успели вернуться домой, сидели за обедом, приготовленным бабушкой, больные лежали в постели, безработные копались в саду, или собирали грибы, или стояли с удочкой на берегу озера, обозначенного на карте. Каспар старался воспринимать эту пустоту не как нечто депрессивное, а как вполне нормальное явление.

Оставив деревню позади, он поехал дальше по холмистой местности, мимо засеянных кукурузой и подсолнечником или скошенных полей; иногда попадался небольшой лес, зеленый, но уже расцвеченный первыми желтыми листьями, иногда деревушка со старинной церковью, сложенной из булыжников и кирпичей, и надо всем этим – широкое небо с вереницами облаков, из-за которых то и дело выглядывало солнце. Потом дорога прорезала холм, уподобившись глухому переулку, устремилась вниз к Одербруху[29] и пошла по равнине. Возвышение вдали, судя по всему, было дамбой, за которой должен был быть Одер. Каспар подъехал к дамбе и вышел из машины.

Тишина стояла такая, что он на мгновение задержал дыхание и осмотрелся, словно желая убедиться, что он не оглох и вокруг и в самом деле не было ничего, что могло бы издавать звуки. Потом он поднялся на дамбу. Внизу, вдоль заросших травой и кустарниками берегов катил свои сине-зеленые воды Одер. На противоположном берегу паслись гуси и овцы. Каспар сел на траву и стал слушать эту тишину: журчание воды, дыхание ветра, гусиный гогот, едва различимый шум мотора, то замирающий, то вновь нарастающий, – Каспар никак не мог определить, на каком берегу. Он подумал о Биргит. В груди у него вдруг вскипела злость и обида. Почему она ничего не сказала? Они могли бы отправиться на поиски вдвоем! Могли бы вместе сидеть на берегу Одера, наслаждаясь этой тишиной и ласковым солнцем. Он обнял бы ее, она положила бы ему на плечо голову…

Ритцов раскинулся у подножия холма, крутые склоны которого нависли над Одербрухом. Каспар насчитал около тридцати домов. Церковь-руина стояла без крыши, колокольня без купола. Скромное трехэтажное здание рядом с ней в стиле бидермейер когда-то было домом священника. Теперь в нем располагались частная практика и квартира доктора Мартина Люкенбаха.

Доктор принимал больных. Входная дверь была открыта, в коридоре сидели и стояли пациенты. Какая-то женщина указала растерянно озиравшемуся Каспару на книгу записи на комоде в конце коридора рядом с кулером и сказала, что ему надо записаться и его вызовут.

– Здесь у нас живая очередь, – пояснила она и, когда он записался и встал у стены в конце очереди, повторила: – Здесь у нас живая очередь.