Внучка

Победитель соревнований по бегу босиком первым поднялся по стремянке к канату, повис на руках и по команде двинулся к противоположному краю поляны, под крики толпы, с напряженным, сосредоточенным лицом. Перед финишем движения его заметно замедлились, и к ободряющим крикам примешались злорадные возгласы. Но, достигнув цели, он изящно спрыгнул на землю. Зигрун выступала третьей. Это упражнение не требовало от нее особых усилий, лицо ее было сосредоточенным, но спокойным. Она двигалась быстро и уверенно и установила новый рекорд. Каспар кричал и хлопал в ладоши вместе с другими. Следующей дисциплиной для мальчиков был рукопашный бой, для девочек – гимнастика. Судья, произнеся краткую речь о жизни как борьбе и о борьбе как жизни, построил справа от себя мальчиков, а слева девочек. Мальчики, насколько понял Каспар, состязались в дзюдо, хотя их одежда, по его представлениям, не имела ничего общего с этим видом борьбы, да и девочкам в их длинных юбках было не очень удобно манипулировать обручами, мячами и лентами, но они делали это вполне успешно. Когда судья хотел объявить победителей и вызвал вперед Зигрун и Хорста, Хорст что-что сказал Зигрун, и та, выразительно посмотрев на него, подскочила к нему и лихо бросила его через плечо. Толпа опять разразилась бурными овациями. Хорст поднялся с земли и хотел броситься на Зигрун. Та была готова к поединку, но судья остановил Хорста и за нарушение правил состязаний объявил победителями другую пару. На этом спортивная часть праздника была закончена.

Потом к «алтарю» подошел Бьёрн. Тем временем стемнело; два мальчика в черных галстуках и белых рубашках, которые еще несколько минут назад вместе принимали участие в соревнованиях, встали справа и слева от него с факелами в руках. Гости – по оценке Каспара, человек семьдесят или восемьдесят – прошли на поляну, и все смолкло. Бьёрн выступил с речью. К удивлению Каспара, он оказался неплохим оратором. Он говорил спокойным, твердым голосом, повышая его в определенных местах, где предполагались аплодисменты, и, как только вновь воцарялась тишина, продолжал свою речь дальше. Сначала он произнес слова благодарности за урожай этого года: еще одна семья национал-переселенцев из Берлина – он архитектор, она мать пятерых детей – только что купила усадьбу в деревне и в ближайшее время въедет в свое новое жилище. Они сожалеют о том, что не смогли принять участие в празднике, но рады начать жизнь в новой дружной семье и просили передать всем привет. Потом он перешел к насущным делам и проблемам постурожайного периода. Наступает пора обрезать деревья, сказал он. Это очень важно, иначе в следующем году не будет хорошего урожая. Таков закон жизни: все, что мешает росту и плодоношению, нужно отрезать и устранять. Подождав, когда стихнет одобрительный смех, он продолжил:

– Нам пришлось приложить некоторые усилия, чтобы эта усадьба поскорее освободилась для наших берлинцев. Но есть еще немало усадеб, которые не освободятся без нашего участия, придется еще не раз резать и устранять. Так растет наша семья, наше единство. Они там уже забыли, что такое единство, и живут каждый для себя, гибнут каждый за себя и умирают каждый за себя. Кроме нас, это понимают еще мусульмане со своими женами в платках и детьми. Они хотят отнять у нас Германию, они хотят сделать из нашей страны свою страну. Но мы им этого не позволим. Мы готовы к борьбе. Мы выросли на немецкой земле, наши корни в немецкой земле, и мы черпаем силы из этой земли. Будущее Германии – в нашем национальном единстве.

Пока он говорил, мальчики и девочки возвели за спинами слушателей, в центре поляны, небольшую поленницу. Факелоносцы прошли по коридору, образованному расступившейся толпой, и зажгли костер. Толпа образовала круг, и когда костер запылал, сначала заиграл оркестр, а потом мелодию подхватили люди:

Взвейся, пламя! Взвейся пламя!
Вздымайся зарницей багряной![42]

Каспар не знал этой песни, не все слова мог расслышать, но многое все же уловил – что «мы стоим в священном кругу» и видим «горящее во имя Отечества пламя», что «это пламя взывает к молодежи и укрепляет ее мужество», что «от этого грозного знака бледнеют враги» и что «у алтаря этого пламени мы клянемся быть немцами». Потом прозвучали «Встает молодой народ» и «Братья на Востоке и на Западе», и Каспар опять понял немногое – например, что «мы – бюргеры ли, крестьяне или рабочие, – все молодые солдаты» и что «мы отправляемся в поход, и перед нами – сияющая Европа, а в нас горит рейх». Потом пошли песни более сдержанные, исполненные тоски и печали; в «Реет ветер над полями» всадники кайзера отправились на смерть во Фландрию, а в «Раздайтесь, народы!» последние готы – на поиски «острова Туле в далеком сером море». «Летит гусей большая рать», «У ворот перед фонтаном» и «Нет лучше страны в наше время» Каспар знал со своей евангелистской юности, поэтому пел вместе со всеми – это были песни, запечатлевшиеся в его сознании с тех пор, как их пела с ним, еще ребенком, его бабушка.