Внучка

Дома Зигрун выразила желание, чтобы Каспар присутствовал при ее сборах и следил, чтобы она ничего не забыла. Книги из магазина она положила на дно чемодана. Каспар не стал спрашивать, хочет ли она утаить их от родителей. Потом они в последний раз посидели вместе на кухне за чашкой ромашкового чая. Беседа не клеилась. Да, на следующей неделе опять в школу, и ей в семь часов утра надо уже сидеть в школьном автобусе. Нет, она не знает, когда начинаются весенние каникулы. Ну, раз его компьютер говорит, что за две недели до Пасхи, значит, наверное, так и есть. Она надеется, что родители не будут возражать против пианино. Учитель музыки дал ей, кроме нотной тетради, еще «Нотную тетрадь Анны Магдалены» Баха. Если Каспар как-нибудь соберется ей написать, было бы классно, если бы он прислал фото Лолы.

Бьёрн приехал, пытливо взглянул на Зигрун, так же как в прошлый раз, быстро выпил бутылку пива, потребовал, чтобы Каспар сделал следующий перевод ко дню рождения Зигрун, заявив, что выплаты должны быть привязаны не к календарному году, а к году жизни, осведомился, был ли соблюден его запрет на кино, и назначил дату следующего приезда Зигрун – за неделю до Пасхи.

Через минуту Зигрун уехала, и Каспар остался один.

25

Она оставила комнату в идеальном порядке: сняла и аккуратно сложила постельное белье, сверху положила полотенце, книги поставила на полку, стул задвинула под стол, точно посредине. Каспару стало грустно. Ни худи, или свитера с капюшоном, забытого в шкафу, ни фото родителей на стене рядом с кроватью, ни одного каштана из тех, что она подобрала под деревьями у Нойе Вахе, на столе… Хоть бы что-нибудь оставила и тем самым показала, что эта комната, пусть ненадолго, но все же была ее домом и что она собирается сюда вернуться!

Благовоспитанность, которую она проявила, покидая свое временное жилище, вселяла в него надежду получить вскоре принятое в таких случаях коротенькое благодарственное письмо. Но ни письма, ни открытки, ни звонка он так и не дождался. Не позвонила она и чтобы отменить затею с пианино, поэтому он заказал его и проследил в Интернете продвижение заказа: товар был доставлен по указанному адресу. Но и после этого она не позвонила, а выполнив банковский перевод, он не дождался благодарности или хотя бы подтверждения получения денег и от родителей. Может, самому написать Зигрун? А если родители перехватят его письмо? А как быть в Рождество? Послать ей подарок по почте или отвезти самому? А вдруг они празднуют не Рождество, а Йоль?[60] Дарят ли на Йоль подарки? Он прочел в справочнике, что на Йоль двери дома всегда открыты для гостей и что их щедро угощают. Значит, он может прийти и вручить ей подарок, не рискуя, что у него перед носом захлопнут дверь?

Дни, проведенные с Зигрун, оказали на него благотворное воздействие. Ему было хорошо с ней – дома, в магазине, в городе. Теперь, после ее отъезда, он вновь осиротел, как в первые месяцы после смерти Биргит. Он продолжал «функционировать», не позволяя себе небрежности в одежде и вообще во внешнем виде, в магазине был, как всегда, со всеми приветлив, аккуратен и точен в работе. Но это поглощало все его силы, и вечером его хватало лишь на то, чтобы сунуть готовое блюдо в микроволновую печь и после ужина сесть с книгой на диван. Через несколько минут он уже не читал, а предавался мыслям и воспоминаниям, не отдельным и определенным, а похожим на клочья тумана и вызывающим смутное чувство, что его жизнь, как внешняя, так и внутренняя, развалилась на куски. К тому же он стал много пить – чтобы забыть Биргит и забыться самому. Каждый вечер, вернее, каждое утро он давал себе слово ограничиться вечером половиной бутылки, но как-то незаметно выпивал всю целиком.

Те немногие дружеские связи, которые они приобрели вместе с Биргит, заглохли еще до ее смерти; пьющая и в конце концов пьяная Биргит внушала брезгливую жалость не только друзьям и подругам, но и самой себе. Когда ее не стало, он разослал всем извещение о смерти, получил соболезнования, потом несколько приглашений в гости, но, поскольку ответных приглашений от него никто не дождался, внимание к нему постепенно иссякло. До визита Зигрун он не испытывал по этому поводу особых сожалений. Теперь же вдруг задумался, не стоит ли эти связи реанимировать? А может, лучше попытаться завести новых друзей и приятелей? Но как это сделать, если тебе семьдесят один год?