Читаем Внучка полностью

– Слишком много свидетелей, жертв и преступников, слишком много документов, слишком много следов и улик… Сохранились книги учета, в которых все написано черным по белому – о конфискации денег и имущества евреев, об их транспортировке в лагеря, об их убийстве в лагерях. Управление железных дорог рейха вело учет перевозок, фабрика, производившая «Циклон», – учет поставок своей продукции, а фабрика, выпускавшая печи для крематориев, фиксировала на бумаге весь технологический процесс. Комендант Освенцима оставил воспоминания и подробно описал все, что там происходило. По-твоему, это всё – выдумки тех, кто не любит немцев? Тысячи ученых – немецких и иностранных – исследовали эту тему, и, если бы немецкие исследователи нашли что-нибудь другое, что-нибудь более убедительное, они бы обязательно рассказали об этом. Кому охота выдумывать чудовищные преступления собственного народа и тем самым очернять себя самого, свою семью и своих друзей? Может, такие и есть, но это единицы, а не тысячи. Я… я не могу выразить, как я был бы счастлив, если бы никакого холокоста не было. Но он был. И с этим фактом придется научиться жить и тебе.

Зигрун не отвечала. Она продолжала смотреть на свои руки, сплетая и расплетая пальцы.

– Но почему об этом нужно обязательно постоянно напоминать и говорить? – произнесла она наконец. – Это же неправильно. Другие помалкивают о своих черных делах.

– О мелких черных делах можно и забыть. Все забывают, и мы тоже – зачем о них помнить и говорить? А вот настоящие злодеяния… Если ты кого-то убил и другие об этом знают, а ты делаешь вид, будто никого не убивал, другие не захотят больше иметь с тобой дело. Нужно отвечать за свои дела и показать другим, что ты раскаиваешься в содеянном и сделал соответствующие выводы, и никогда больше не совершишь ничего подобного. Тогда они снова примут тебя в свою компанию.

– Вряд ли я могу заговорить об этом с отцом.

– А с матерью?

– Ее это не интересует. Она говорит, пусть холокостом занимаются веси, а у нас и других забот хватает: земля, усадьба, правильная жизнь. Мне кажется, автономных националистов тоже не очень-то волнует холокост. Так же как знамена со свастикой и бюсты Гитлера.

– Ну что ж, тогда ты можешь быть хорошей националисткой и хорошей социалисткой.

– Ты что, издеваешься надо мной?

– Нет, Зигрун. Я подумал о том, что национал-социализм невозможен без преследования и уничтожения евреев, и спросил себя, не слишком ли легко ты отделила одно от другого. Но провести между ними черту можно.

Небо просветлело, и дождь начал стихать.

– Поехали дальше? – спросил Каспар.

– Ты же ведешь машину, чего ты меня спрашиваешь? – пожала плечами Зигрун.

Когда они выехали из леса, солнце, пробившись сквозь тучи, брызнуло на видневшуюся впереди деревню.

– Но я все равно могу гордиться тем, что я немка.

Каспар снова съехал с шоссе и остановился на полевой дороге.

– Не знаю. Мне кажется, гордиться можно лишь тем, что ты сам создал. Но может, я ошибаюсь…

Он показал рукой на холмистую местность, на поля, группу деревьев, на деревню, освещенную солнцем, и на другую, расположенную в низине, из которой торчали лишь церковная башня и несколько крыш. Солнце уже клонилось к горизонту, обещая восхитительный закат.

– Я люблю свою страну, я рад, что говорю на языке этой страны, понимаю живущих в ней людей, что она мне до боли знакома. Мне необязательно гордиться тем, что я немец, мне вполне достаточно того, что я этому рад.

Они оба смотрели на раскинувшийся перед ними пейзаж. Каспар открыл окно. Ему хотелось услышать колокольный звон; он бы хорошо дополнил картину. Но колокола не звонили.

– Ты все еще думаешь, как тебе относиться к евреям? Ты никого не обязана любить. Я вообще не понимаю, что значит любить или не любить немцев, или евреев, или французов. Всюду есть симпатичные и неприятные люди. И если ты не любишь, скажем, французов вообще, значит тебе трудно будет найти симпатичных французов.

Он поехал дальше.

– Я слишком разговорился, да? Мне всегда хотелось иметь детей, – продолжил он, не дожидаясь ответа. – И объяснять им окружающий мир или рассказывать то, что я о нем знаю. Я и тебе с удовольствием рассказываю, что знаю. Но я дал себе слово не читать тебе лекции и не произносить речи и постараюсь сдержать его.

Зигрун заверила его, что все в порядке, что она на него не в обиде. Но ему всю дорогу до самого дома не давала покоя мысль, когда и как – а главное, насколько многословно – он должен был высказывать свое отношение к ее взглядам. Что лучше – говорить больше или меньше? Лучше слишком мало, чем слишком много? Или наоборот? Когда есть повод – событие или впечатление – или только когда она сама начинает разговор?

36

Он так ничего и не придумал до отъезда Зигрун. Урок в субботу утром продлился не два, а три часа, в половине пятого они отправились слушать «Страсти по Матфею», а перед этим Каспар рассказал ей историю Страстей Христовых, о которой она никогда не слышала.

Он боялся, что ей будет скучно. Но она внимательно слушала даже речитативы.

Перейти на страницу:

Все книги серии Большой роман

Я исповедуюсь
Я исповедуюсь

Впервые на русском языке роман выдающегося каталонского писателя Жауме Кабре «Я исповедуюсь». Книга переведена на двенадцать языков, а ее суммарный тираж приближается к полумиллиону экземпляров. Герой романа Адриа Ардевол, музыкант, знаток искусства, полиглот, пересматривает свою жизнь, прежде чем незримая метла одно за другим сметет из его памяти все события. Он вспоминает детство и любовную заботу няни Лолы, холодную и прагматичную мать, эрудита-отца с его загадочной судьбой. Наиболее ценным сокровищем принадлежавшего отцу антикварного магазина была старинная скрипка Сториони, на которой лежала тень давнего преступления. Однако оказывается, что история жизни Адриа несводима к нескольким десятилетиям, все началось много веков назад, в каталонском монастыре Сан-Пере дел Бургал, а звуки фантастически совершенной скрипки, созданной кремонским мастером, магически преображают людские судьбы. В итоге мир героя романа наводняют мрачные тайны и мистические загадки, на решение которых потребуются годы.

Жауме Кабре

Современная русская и зарубежная проза
Мои странные мысли
Мои странные мысли

Орхан Памук – известный турецкий писатель, обладатель многочисленных национальных и международных премий, в числе которых Нобелевская премия по литературе за «поиск души своего меланхолического города». Новый роман Памука «Мои странные мысли», над которым он работал последние шесть лет, возможно, самый «стамбульский» из всех. Его действие охватывает более сорока лет – с 1969 по 2012 год. Главный герой Мевлют работает на улицах Стамбула, наблюдая, как улицы наполняются новыми людьми, город обретает и теряет новые и старые здания, из Анатолии приезжают на заработки бедняки. На его глазах совершаются перевороты, власти сменяют друг друга, а Мевлют все бродит по улицам, зимними вечерами задаваясь вопросом, что же отличает его от других людей, почему его посещают странные мысли обо всем на свете и кто же на самом деле его возлюбленная, которой он пишет письма последние три года.Впервые на русском!

Орхан Памук

Современная русская и зарубежная проза
Ночное кино
Ночное кино

Культовый кинорежиссер Станислас Кордова не появлялся на публике больше тридцати лет. Вот уже четверть века его фильмы не выходили в широкий прокат, демонстрируясь лишь на тайных просмотрах, известных как «ночное кино».Для своих многочисленных фанатов он человек-загадка.Для журналиста Скотта Макгрэта – враг номер один.А для юной пианистки-виртуоза Александры – отец.Дождливой октябрьской ночью тело Александры находят на заброшенном манхэттенском складе. Полицейский вердикт гласит: самоубийство. И это отнюдь не первая смерть в истории семьи Кордовы – династии, на которую будто наложено проклятие.Макгрэт уверен, что это не просто совпадение. Влекомый жаждой мести и ненасытной тягой к истине, он оказывается втянут в зыбкий, гипнотический мир, где все чего-то боятся и всё не то, чем кажется.Когда-то Макгрэт уже пытался вывести Кордову на чистую воду – и поплатился за это рухнувшей карьерой, расстроившимся браком. Теперь же он рискует самим рассудком.Впервые на русском – своего рода римейк культовой «Киномании» Теодора Рошака, будто вышедший из-под коллективного пера Стивена Кинга, Гиллиан Флинн и Стига Ларссона.

Мариша Пессл

Детективы / Прочие Детективы / Триллеры

Похожие книги

Вдребезги
Вдребезги

Первая часть дилогии «Вдребезги» Макса Фалька.От матери Майклу досталось мятежное ирландское сердце, от отца – немецкая педантичность. Ему всего двадцать, и у него есть мечта: вырваться из своей нищей жизни, чтобы стать каскадером. Но пока он вынужден работать в отцовской автомастерской, чтобы накопить денег.Случайное знакомство с Джеймсом позволяет Майклу наяву увидеть тот мир, в который он стремится, – мир роскоши и богатства. Джеймс обладает всем тем, чего лишен Майкл: он красив, богат, эрудирован, учится в престижном колледже.Начав знакомство с драки из-за девушки, они становятся приятелями. Общение перерастает в дружбу.Но дорога к мечте непредсказуема: смогут ли они избежать катастрофы?«Остро, как стекло. Натянуто, как струна. Эмоциональная история о безумной любви, которую вы не сможете забыть никогда!» – Полина, @polinaplutakhina

Максим Фальк

Современная русская и зарубежная проза