Внучка

Они так и не договорились, куда поедут во время летних каникул. Лететь на самолете Зигрун не хотела, но не прочь была увидеть что-нибудь новое. Еще она хотела играть на рояле, читать, совершать длинные пешие прогулки и плавать.

– Выбери сам что-нибудь, дед, – сказала она на прощание.

Каспар проконсультировался у себя в магазине. Дав сотрудницам исходные данные – новые края, рояль, чтение, прогулки и плавание, – он спросил, куда бы они поехали, чтобы можно было все это сочетать. Те единодушно посоветовали Средиземное море. Но для девочки, помешанной на охране окружающей среды и выбросе в атмосферу углекислого газа, это была бы слишком длинная поездка на машине. Поэтому он выбрал пансион с роялем на Люцернском озере. Удовольствие было дорогое, но он уже вошел во вкус относительно ссуд в сберегательной кассе и увеличил сумму до ста тысяч евро, имея в виду в том числе и следующую выплату по «завещанию». Первые несколько дней каникул они проведут в Берлине, потом три дня в дороге, потом две недели на озере, с пятницы по пятницу, потом опять два дня в дороге, в Берлин. В Швейцарии Зигрун увидит «новые края», в которых к тому же прекрасно уживаются друг с другом четыре разных этноса. Может, это произведет на нее впечатление. По пути в пансион он покажет ей Гейдельберг и Страсбург.

Каспар стал спокойнее, чем был в первый приезд Зигрун. Он продолжал ходить в фитнес-клуб не потому, что хотел соответствовать ей во время походов по швейцарским горам, а просто потому, что уже привык. И готовить ужин два-три раза в неделю и разбирать время от времени шахматную партию по книге тоже вошло у него в привычку. Он стал меньше пить и предпочитал имбирный чай.

Он прочел все, что нашел о правых, о нацистах и неонацистах, о НДП и АдГ[67], автономных националистах, идентитаристах[68], артаманцах[69], национал-поселенцах, об их поселениях и очищенных от «инородных элементов» зонах, их женских и молодежных организациях. Это было довольно депрессивное чтение; он и не подозревал об угрожающих масштабах этого явления, о том, как гибко они приспосабливаются к современным условиям, как сильно представлены в среднем классе и как много в их молодежных организациях детей адвокатов и врачей, учителей и профессоров. В поисках литературы – не того, что писали о правых, а того, что писали они сами, – он с удивлением должен был констатировать, что такую литературу не собирает ни федеральное управление политического образования, ни ведомство по охране конституции. Единственным учреждением, которое интересовалось этим, была маленькая антифашистская группа в Кройцберге. Материалы, которыми они располагали, носили случайный и неполный характер. В брошюрах и листовках, написанных молодыми людьми для молодых людей, говорилось о встречах и поездках – часто в Восточную Пруссию, Померанию и Силезию, – высказывались мысли о рейхе – прошлом и будущем, – о жизни, поставленной на карту, о союзной молодежи и органичном государстве, печатались стихи о народе и земле, рекомендовались правые книги и фильмы. Авторы то и дело призывали к единству и общности и в то же время к отрицанию других, инородцев, которые не относились к этому единству. Почему бы обществу не дать молодежи другой, положительный образец единства? Что сам он мог предложить Зигрун в качестве альтернативы ее лагерям, приключениям, ее соревнованиям, ее ответственности за младших товарищей? Он поискал в Интернете организацию следопытов в Гюстрове, но не нашел. Не то чтобы он надеялся, что она может перейти к ним, он просто хотел узнать, существуют ли они.

Ему хотелось найти способ расширить духовный мир Зигрун, но ничего стоящего в голову не приходило. Не было такого трюка, такого фокуса, с помощью которого он мог бы мгновенно открыть заветную дверцу, ведущую в этот мир. Он мог лишь говорить с ней. Когда она этого желала. Его приводили в уныние мысли об их последнем разговоре о музыке. Она слушала то, что он ей включал, и убедилась, что не может отличить немецкую музыку от ненемецкой; они договорились, что в музыке не важно, кто композитор, немец или иностранец. А через пару дней она опять завела свою шарманку – что настоящими композиторами могут быть только немцы, а Сати – исключение. Это напомнило ему собаку Павлова, которая получала пищу одновременно со звуковым сигналом: через какое-то время слюна у нее начинала выделяться даже при одном звуковом сигнале, без пищи. Потом ее постепенно избавили от этого условного рефлекса, но как только ей снова дали пищу одновременно со звуковым сигналом, рефлекс мгновенно сработал и был таким же устойчивым, как прежде.

38