Внучка

– Я доверял тебе, – перебил его Бьёрн. – Я знал, что ты читаешь лживую прессу и поддерживаешь этот культ вины, что ты один из их подпевал. Ты ненавидишь Германию. Это все равно что ненавидеть самого себя. Это патология. У тебя нет чести. Но я думал, что у тебя найдется хоть капля уважения к семье. Семья – это отец, мать и дети, и в нее нельзя бессовестно влезать, присасываться к ней как клещ. – Бьёрн все еще стоял, положив руки на книгу и с презрением глядя на Каспара. – Вы вообще не понимаете, что это такое – уважение, вы ничего не уважаете, ни Германию, ни тех, кто служит Германии, ни учителей, ни служащих, ни солдат, ни крестьян. Вы смеетесь над ними. Единственное, на что вы способны, – это «самореализация»! Вы курите гашиш, нюхаете кокаин, вы гуляючи прошли все инстанции, пролезли во все дыры, заняли все посты и заграбастали все деньги. Семья? В лучшем случае – неполноценная, или склеенная из разных семей, или союз двух гомиков. А чаще – свободная любовь. Вы не знаете, что такое здоровые семьи. Ты небось подумал: дай-ка я посмотрю, что у них тут за семья! Может, ее можно отравить, изуродовать, чтобы мы тоже стали такими уродами, как ты. Ты тайком сунул Зигрун в чемодан эту книгу! – Он стукнул книгой по столу. – Когда она ее обнаружила, она должна была сразу же показать ее мне. И то, что она этого не сделала, – первое серьезное разочарование, которое я испытал по вине своей дочери. Но это больше не повторится, верно? – Бьёрн устремил на Зигрун мрачный, угрожающий взгляд. Она испуганно вскинула глаза и кивнула. – Ты думал, что купил меня? На деньги своей жены, этой шлюхи, которая предала Свеню? Ты думаешь, если я беру эти деньги, значит буду спокойно смотреть, как ты гробишь мою семью? Засунь себе эти деньги знаешь куда? В жопу! И вот это вот тоже засунь себе в жопу! – Он бросил книгу через стол то ли ему, то ли в него. – И чтобы я тебя здесь больше не видел! А если ты вздумаешь приставать к Зигрун за моей спиной, я тебя по стенке размажу, ты понял? По стенке!

Каспар наконец увидел обложку книги и название: «Мой путь» и изображение молодой женщины. Эта книга была ему незнакома.

– Эту книгу я… – начал он, но тут же умолк, перехватив умоляющий взгляд Зигрун.

Она знала, что он хотел сказать, и боялась, что ее отец поверит ему и поймет, что она сама выбрала эту книгу и сама положила ее в чемодан. Отец пришел бы в еще большую ярость. Она не вынесла бы этого, если бы отец обрушил на нее ярость, адресованную Каспару. Каспар мгновенно прочел на ее лице мольбу, почти заклинание, чтобы он промолчал и как можно скорее ушел.

И он ушел. Молча. Свеня и Зигрун, боясь Бьёрна, тоже не проронили ни звука. Тихо закрыв за собой дверь, он дошел до машины, сел, положил книгу на сиденье рядом с собой и несколько минут приходил в себя. У него дрожали руки. Когда он наконец смог тронуться с места, он доехал до склада древесины, у которого провел ночь после праздника, и остановился. Книга была посвящена молодой женщине, порвавшей со своими ультраправыми родителями и ультраправой средой, в которой она выросла и из которой в конце концов смогла вырваться. Родителям от автора крепко досталось, и Бьёрн со Свеней не могли не узнать в них себя. Их к тому же, судя по всему, очень испугала та радость освобождения, которую испытала героиня романа. Каспар прекрасно понимал, насколько нежелательна была эта книга для Бьёрна. Интересно, когда он обнаружил ее – до того, как Зигрун ее прочитала, или после того? И сразу ли он устроил этот скандал или сначала дождался следующего транша?

42

Каждый раз, вспоминая эту встречу с Бьёрном, Свеней и Зигрун, Каспар испытывал чувство отвращения. Она была грязной, отвратительной, мерзкой. Он ничего не сказал, но чувствовал себя так, словно его не только испачкали грязью, но он и сам замарал себя. Он не должен был выслушивать все эти гадости. Нет, он должен был их выслушать, потому что не хотел потерять Зигрун, не зная, что уже потерял ее. Ему пришлось самому испачкать себя грязью. Теперь эта грязь вошла в его жизнь. Зигрун в его жизни больше не было, а грязь осталась.

За время знакомства с Бьёрном он научился мягче судить о нем. Каким бы жалким и убогим ни казался ему этот народнический национализм, это был его мир, и он хотел удержать в нем свою дочь Зигрун, которую любил. Так ведут себя все родители, любящие своих детей. Если же родители создали некий параллельный мир или антимир, они тем более стремятся удержать в нем своих детей, чтобы их труды не были напрасными. Что касается монолога Бьёрна, то, возможно, он давно уже ждал случая наконец-то высказать свои взгляды представителю другого мира.