Он чувствовал жар на правой ноге. Пламя подбиралось все ближе. Краем глаза он заметил, что к нему приближается толпа людей. Он огляделся и увидел Орду раненых. Отбитые от "Юнкерса", они направлялись к другому месту назначения. Не важно, что "Мессершмитты" были одноместными самолетами, не имевшими топлива в баках. В глазах проклятых они были билетом из ада.
- Ну же, Берти. Я не могу сделать это в одиночку. Ты меня слышишь?”
Он уловил слабый стон и кивок головы.
- Прямо сейчас, на счет три, толкай здоровой ногой. Один. . . два. . . - три!”
Шрумп издал ужасный стон. Он поднялся до пронзительного крика боли, когда Герхарду удалось вытащить его из кабины, его раздробленная нога царапнула бок кабины, прежде чем он упал на крыло.
Герхард сполз с крыла на землю и потащил за собой друга. Тяжесть шрумпа сбила Герхарда с ног, и к тому времени, как он поднялся, толпа шаркающих раненых с мертвыми глазами окружила его собственный самолет, борясь за то, чтобы попасть в кабину, в то время как другие живые мертвецы тащились ко второму самолету.
Герхард встал лицом к толпе, достал из-за пояса служебный револьвер и дважды выстрелил над их головами. Он остановил приближающихся людей на несколько секунд—достаточно, чтобы Герхард поднял Шрумпа на спину и, пошатываясь, направился к диспетчерской вышке.
Он увидел, что к нему бегут еще трое мужчин. На секунду Герхарду показалось, что ему придется бросить Шрумпа и дать им отпор. Потом он понял, что это была наземная команда, хорошие люди, которые работали день и ночь, чтобы держать его и других пилотов в полете.
“С вами все в порядке, сэр?- спросил один из них.
“А что случилось с Герром гауптманом Шрумпом, сэр?”
- Его застрелили. Ему нужно быстро наложить жгут на ногу. Используйте какие-нибудь ремни безопасности, все, что можно крепко привязать. Затем отнесите его к Ю-52 и скажите пилоту, чтобы он не двигался, пока я не скажу ему. Понял?”
- Да, сэр!”
“Хорошо. Я буду там через минуту. Надо купить гауптману Шрумпу что-нибудь на дорогу.”
Герхард побежал через летное поле к зданиям, сгрудившимся вокруг диспетчерской вышки. В одном из них находился лазарет, где их врач работал до тех пор, пока однажды не улетел "Хейнкель", и вскоре пилоты обнаружили, что там был их врач. Однако его аптечка была на месте, а поскольку они управляли транспортными самолетами, у Люфтваффе было немного припасов. Герхард открыл шкафчик и достал несколько ампул опиума и столько бинтов, сколько смог засунуть в карманы брюк и летной куртки. Он заметил пару костылей, лежащих на полу, и поднял их. Потом он побежал в офицерскую столовую. Там было так же грязно и хаотично, как и во всем остальном Кесселе, но оставалось еще пол-бутылки водки, и Герхард схватил бутылку.
Он помчался к "Юнкерсу". Он расстегнул кожаную летную куртку, и под ней обнаружилась униформа со знаками отличия и орденскими лентами. Шрумпп лежал на земле под фюзеляжем Ю-52, его нога была туго связана ниже колена.
“Почему его нет на борту?- Спросил Герхард.
“Это пилот, сэр, - ответил один из членов экипажа. - Говорит, что может взять только ходячих раненых. Это приказ Верховного командования, сэр. Он не может ослушаться его.”
“Ну, тогда нам лучше поставить Гауптмана Шрумпа на ноги, не так ли?”
Герхард выудил из кармана ампулы с опиумом. - Дай ему пару таких в ногу, а остальные положи в карманы. Вылейте ему в глотку столько водки, сколько сможете. Оберните эти бинты вокруг его ноги. Смотрите, если вы можете вытащить его в вертикальном положении на костылях. Я хочу, чтобы он встал прямо у двери самолета меньше чем через две минуты. Вперед!”
Когда мужчины принялись за работу, Герхард вышел из-под Юнкерса и направился к двери. Он надеялся, что пилот закроет на это глаза, если его представят коллегой по Люфтваффе, но понимал, почему тот отказался это сделать. Человек на носилках занимал в самолете столько же места, сколько четыре человека, стоявших прямо. Кроме того, у него было меньше шансов вернуться к боевой форме. Эвакуация была ограничена ходячими ранеными.
Герхард подошел к двери самолета. Большая, с каменным лицом, прикованная цепью собака стояла там с автоматом в руке, преграждая путь.
Раздался громкий механический звук. Двигатели заработали.
- Есть пропуск, сэр?- спросил военный полицейский, вынужденный кричать, чтобы его услышали, когда двигатели ожили.
- Нет! - заорал Герхард. - я не могу! “Но я не собираюсь лететь этим рейсом. Просто нужно поговорить с пилотом. Позвольте мне подняться на борт. Если я не выйду, вы можете меня застрелить.”
Прикованный пес нахмурился, не зная, что ответить.
- Напомню вам, что я подполковник.”
Пес подумал, Какое горе может причинить ему разъяренный полковник, и отошел в сторону.
Герхард вскарабкался в кабину самолета, пробрался сквозь ряды раненых к двери кабины и открыл ее.
Пилот обернулся и уже начал кричать: “что за чертовщина ... ”— но тут увидел, что обращается к старшему офицеру собственной службы, и осекся. “Простите, Герр оберстлейтенант, я понятия не имел . . .”