Читаем Восстание полностью

Когда мы добрались до Иерусалима, мы увидели огромную толпу арабов, собравшуюся между банком Барклэй и почтой. С более или менее безопасного расстояния они обозревали разрушения, причиненные полицейскому штабу. Мы внимательно наблюдали за ними. Они были поражены. В их разговорах звучало изумление, смешанное со страхом и восхищением. Так было при всех последующих нападениях, результаты которых они могли видеть.

У арабов появился новый вид паломничества. Из городов и селений они устремлялись к местам, где мы посещали угнетателей и взрывали здания, ’’сравнивали их с землей”, как выразился один из членов британского парламента. Мы обращались к арабам на их языке. Тысячи наших листовок распространялись в арабских городах и селениях либо нашими ребятами, внешне похожими на арабов, либо друзьями-арабами. Арабы, правда, читают мало, но они проявляли явный интерес к сообщениям из подполья. Часто образованный араб читал вслух любопытной толпе наши листовки.

Мы извещали арабов, что у нас нет желания воевать с ними или причинить им вред, что мы хотим видеть в них мирных граждан будущего Еврейского государства. Мы напоминали им, что во время наших операций в арабских районах не было случаев нарушения покоя и личной безопасности арабов. Мы предупреждали их, что целью англичан было натравить их на нас, и вынудить нас воевать друг против друга. Мы выражали надежду, что они не будут теперь прислушиваться к такого рода пропаганде. Если же они поднимут руку на евреев, у нас не будет выхода и нам придется ’’заняться ими”.

Если наша литература оказывала влияние, то еще большее влияние возымели наши действия. Тот факт, что могущественное британское правительство не только не могло вынудить нас прекратить борьбу, но продолжало получать все более ощутимые удары, оказал весьма отрезвляющее воздействие на арабов. Остальное доделало их воображение.

Арабы не только не мешали нам нападать на правительственные войска, некоторые из них даже активно помогали нам. Их помощь, правда, не была даровой, но она была жизненно важной. Из того небольшого запаса оружия, которым мы располагали, часть была куплена у арабов. Пока мы не нашли путей к самостоятельному изготовлению значительных количеств взрывчатки — нашего основного оружия — заметную часть нашего ТНТ* мы получали у арабов, не считая того, что мы ’’занимали” у самих англичан.

* Сокращенно тринитротолуол.

На более позднем этапе восстания представители некоторых арабских племен обратились к нам с предложением создать ’’объединенный фронт борьбы против англичан”. От нас они требовали только денег на военную пропаганду среди своих. Мы не могли принять их предложения. Те небольшие деньги, какими мы располагали, были нам необходимы для покупки взрывчатки.

Только после того, как ООН приняла решение относительно будущего Эрец Исраэль решение, явившееся прямым следствием еврейского восстания, арабы подняли на нас руку. Они сделали это потому, что им было обещано, что регулярные армии арабских государств вступят в борьбу, чтобы уничтожить евреев. Они предвкушали передачу Тель-Авива палестинским арабам. Но даже в период борьбы, начавшейся 30-го ноября 1947 г., уважение, смешанное со страхом, которое вызывало у арабов еврейское оружие, продолжало оказывать свое действие. В открытом бою решает сила. Но что такое сила? Это не только физическое превосходство. Духовные и психологические факторы также очень важны, а иногда и решают исход дела. Одним из них является легенда, опережающая войско, например, что оно ’’наводит ужас на врагов”, что оно ’’непобедимо” и т.п. Легенда о еврейской мощи была создана подпольем, восстанием евреев. Эта легенда, возникшая в годы перед международным политическим решением, сыграла важную роль в изгнании захватчиков — все это еще ждет должной оценки.

Хагана сыграла историческую роль в борьбе против захватчиков-арабов до создания армии Израиля, объединившей все боевые силы. Но смешно думать, что ’’само существование” Хаганы в 1944-49 г.г. предотвратило повторение арабских беспорядков 1936-39 г.г.. Арабы, безусловно, слышали рассказы о ’’десятках тысяч штыков”, которыми, якобы, располагала Хагана. Но они также помнили время хавлага. Эти воспоминания вряд ли могли их сдержать. Если что-либо могло остановить их — это была память о предвоенных карательных операциях Иргун Цваи Леуми под командованием Давида Разиеля.

Правда, несмотря на многолетнюю бездеятельность, Хагана пользовалась у арабов большим уважением. Но это уважение явилось результатом логического заключения арабов, видевших успех наших внезапных нападений на англичан. Они мысленно удваивали и утраивали наши силы, умножая их при помощи своего богатого воображения. Если ’’раскольники” из Иргуна так сильны, рассуждали они, если англичане не могут справиться с этой, небольшой кучкой повстанцев, какой же должна быть мощь ’’семидесяти тысяч” Хаганы? Таким образом, каждое новое нападение на угнетателей подкрепляло в глазах арабов легенду о еврейской военной мощи.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых тиранов
100 знаменитых тиранов

Слово «тиран» возникло на заре истории и, как считают ученые, имеет лидийское или фригийское происхождение. В переводе оно означает «повелитель». По прошествии веков это понятие приобрело очень широкое звучание и в наши дни чаще всего используется в переносном значении и подразумевает правление, основанное на деспотизме, а тиранами именуют правителей, власть которых основана на произволе и насилии, а также жестоких, властных людей, мучителей.Среди героев этой книги много государственных и политических деятелей. О них рассказывается в разделах «Тираны-реформаторы» и «Тираны «просвещенные» и «великодушные»». Учитывая, что многие служители религии оказывали огромное влияние на мировую политику и политику отдельных государств, им посвящен самостоятельный раздел «Узурпаторы Божественного замысла». И, наконец, раздел «Провинциальные тираны» повествует об исторических личностях, масштабы деятельности которых были ограничены небольшими территориями, но которые погубили множество людей в силу неограниченности своей тиранической власти.

Валентина Валентиновна Мирошникова , Илья Яковлевич Вагман , Наталья Владимировна Вукина

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное