Читаем Восстание полностью

* Во время кратковременного участия Хаганы в восстании, британское правительство арестовало ряд руководителей Еврейского агентства и официальных представителей ишува и бросило их в концентрационный лагерь Латрун. Бен-Гурион укрылся от зорких глаз Сикрет Интеллдженс Сервис в Париже. Однако, Бен-Гурион не прекращал искать путей примирения с британским правительством, и, соответственно, Хагана больше не принимала участия в восстании.


Мы отказались сдать наши позиции диктату официальных ’’институтов” ишува не из соображений престижа. Если бы мы капитулировали, то не должны были испытывать стыда. Мы ведь сделали все, что могли. Мы подняли восстание; мы нанесли удар по угнетателям; мы шли на жертвы, не щадя себя, отказываясь от свободы и самой жизни. И если сила, которая была во много раз мощнее наших редких рядов, угрожала нам уничтожением, то позорно ли было капитулировать? Стыд и бесчестье непременно пали бы тогда, по законам морали, на головы ’’победителей”.

И все же, мы рассматривали ситуацию с абсолютно другой точки зрения. Мы исходили из интересов всего еврейства. На европейском континенте массовое уничтожение еврейского народа было в разгаре. Врата земли обетованной были надежно заперты и не распахивались перед теми, кто искал убежища. Где же были благодатные изменения политического климата, которые могли оправдать прекращение нашей борьбы? Если бы мы скисли и сдались по первому ’’требованию”, тогда восстания как политического фактора больше не существовало бы. Тогда, используя выражение Вилькина, не надо было бы ”ни о чем волноваться”. Если бы Еврейское агентство подчинялось британским властям, а Иргун Цваи Леуми подчинялся бы Еврейскому агентству, власть Верховного Главнокомандующего Его Величества осталась бы навечно.

Я сказал Голомбу, что мы готовы в любой момент подчиниться Бен-Гуриону, если бы он повел нас по пути к национальному освобождению. Мы ничего не имели против Бен-Гуриона, если бы он стал во главе нашей борьбы. Я добавил тогда Голомбу несколько особо ’’проникновенных” слов. Если бы Зеэв Жаботинский был жив, сказал я, то Иргун Цваи Леуми требовал бы безусловной передачи верховной власти в стране в его руки. Для нас несущественно, кто поведет евреев Палестины по пути национального освобождения. Приказы Бен-Гуриона, восседавшего в кресле руководителя Ишува в Иерусалиме и признающего все параграфы и предписания Белой книги, мы не выполнили бы. Но мы с радостью последовали бы за Бен-Гурионом, находящимся, скажем, в Дегании* и призывающим к восстанию против угнетателей.


* Дегания является одним из самых старых и прекрасных киббуцев в Израиле. Дегания расположена в Галилее к югу от Кинерета Тивериадское озеро. На ее живописном кладбище, что на берегу реки Иордан, покоятся останки многих сионистских пионеров, в том числе сиониста-толстовца А.Д.Гордона, который основал это поселение и Л.И.Гринберга, соратника Теодора Герцля.


 Декларация нашего руководства была встречена издевательски в Еврейском агентстве. Эти глупые бунтари, шипел один чиновник другому, хотят, чтобы Бен-Гурион перебрался в Деганию и начал играть в войну! Издевательства не выдержали натиска событий. Не прошло и года, как г-н Давид Бен-Гурион начал ’’играть в войну” с англичанами, и мы подчинялись его инструкциям. Однако, Бен-Гурион поехал не в Деганию, а в прекрасный город Париж.

Другой причиной нашего отказа принять ультиматум была ’’группа Штерна”, более известная под названием ЛЕХИ.

Мы были порядком обозлены на них за то, что они даже не намекнули нам о своих намерениях провести операции в ряде мест и о миссии Хакима и Бен-Цури в Каире, двух юношей, которые вели себя с исключительным мужеством перед египетским судом и бесстрашно, с гордо поднятой головой, пошли на виселицу. Хотя убийство лорда Мойна, одного из ведущих британских политиков на Ближнем Востоке, не было основной причиной волны преследований Иргун Цваи Леуми и ’’группы Штерна”, оно подало сигнал к травле. Официальное руководство ишува было в отчаянной панике, а если люди обуяны страхом, они теряют рассудок. Во всех официальных учреждениях ишува шептались о существоваших, якобы, планах англичан вырезать все еврейское население Палестины в отместку за смерть лорда Мойна. Следует отметить, что Палестина была все еще изолирована от остального мира условиями военного времени. В подобной атмосфере легко заклеймить позором тех, кто по официальной версии ’’пытался ввергнуть нацию в пучину устрашающей катастрофы”.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых тиранов
100 знаменитых тиранов

Слово «тиран» возникло на заре истории и, как считают ученые, имеет лидийское или фригийское происхождение. В переводе оно означает «повелитель». По прошествии веков это понятие приобрело очень широкое звучание и в наши дни чаще всего используется в переносном значении и подразумевает правление, основанное на деспотизме, а тиранами именуют правителей, власть которых основана на произволе и насилии, а также жестоких, властных людей, мучителей.Среди героев этой книги много государственных и политических деятелей. О них рассказывается в разделах «Тираны-реформаторы» и «Тираны «просвещенные» и «великодушные»». Учитывая, что многие служители религии оказывали огромное влияние на мировую политику и политику отдельных государств, им посвящен самостоятельный раздел «Узурпаторы Божественного замысла». И, наконец, раздел «Провинциальные тираны» повествует об исторических личностях, масштабы деятельности которых были ограничены небольшими территориями, но которые погубили множество людей в силу неограниченности своей тиранической власти.

Валентина Валентиновна Мирошникова , Илья Яковлевич Вагман , Наталья Владимировна Вукина

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное