Читаем Восстание полностью

Человечество уже долгое время пытается разрешить проблему: как сочетать и примирить жажду личной свободы со стремлением к социальной справедливости. Требование свободы заключается в том, чтобы государство не вмешивалось в жизнь личности. А устранение несправедливости неравенства невозможно без вмешательства организованного общества, т.е. государства. Я уверен, что решение надо искать в золотой середине. Перед мудрецами века стоит сложный вопрос, где же эта золотая середина и каким образом ее найти?

Задача борцов французской революции была значительно проще. Правда, они требовали сразу и свободы и равенства. Но неравенство, против которого они восставали, было очевидным и могло быть устранено одним росчерком пера. Наследственные привилегии можно уничтожить вместе с дворянскими титулами и их символами. Но сама жизнь создает реальные различия, не связанные с наследственными титулами или иными политическими привилегиями. Что делать с такими различиями?

Человечество продолжает поиски решения этих проблем. Продолжают их и люди в Советском Союзе — и пока не находят ответа. На основании практического опыта своей страны они отвергли основную идею коммунизма — идею абсолютного равенства. Принцип ’’всем поровну” давно перестал действовать. Его заменил принцип ’’каждому по труду”. Но не всякий труд равноценен. Часы сами по себе не определяют его ценности. Поэтому любой вид труда в Советской России имеет свою оценку, но она определяется не работниками, а их правителями, ’’государством”. Так, например, железнодорожнику платят гораздо меньше, чем кинозвезде. Правда, обещают, что настанет день, когда принцип ’’каждому по труду” будет заменен принципом ’’каждому по потребностям”. Но и это не будет означать абсолютного равенства — ведь и нужды людей неодинаковы. И снова возникает вопрос: кто должен определить, каковы эти нужды? Сам человек? Или опять следует обратиться к ’’высшей власти”, к правителям, к государству?

Панацея от всех общественных недугов все еще не найдена, хотя некоторые претендуют на ее открытие. Советские люди принесли огромные жертвы, пытаясь найти ее. Они, в частности, пожертвовали личной свободой. Это факт, который не приходится отрицать. В конце концов, если государство берет на себя удовлетворение всех нужд населения — от крупного машиностроения до производства зубных щеток и шнурков для ботинок — оно соответственно будет сначала производить машины, а с мылом и шнурками придется подождать. Это понятно и логично. Но тогда логика и ’’закон” вступают в противоречие с потребностями нормальной жизни. Для миллионов людей условия жизни и работы определяются не тракторами, а повседневными мелочами, парой ботинок или даже шнурками. Нужно испытать недостаток в этих мелочах, чтобы понять, как много они значат в жизни человека, не говоря уже о таких вещах как хлеб, сахар, молоко.

В России можно узнать, что такое всеобщая нищета. И можно научиться уважать людей, которые приняли эту нищету — пусть даже вынужденно — в поисках все той же панацеи. Границы человеческого страдания, принятые в других странах мира как предельные, за которыми жизнь невозможна, бесконечно отодвинулись в Советском Союзе. Расширение границ страдания — не самый приятный жизненный опыт. Но следует помнить, что это дало Рос ии возможность выжить под железным кулаком нацизма, остаться несломленной под его ударами и, наконец, разбить его.

Жизненный урок в концлагере весьма поучителен. Становится очевидным, что то, что мы называем ’’культурной жизнью”, отнюдь не является необходимостью. Это всего лишь привычка. Можно избавиться от привычек цивилизации точно так же, как можно бросить курить. Сначала с трудом, потом легче и, наконец, уже не хочется... В лагере бытует словечко, выражающее целую философию: ’’Привыкнешь”. Можно еще сказать: ’’Обойдешься”. Так оно и есть. Когда находишь на теле первую вошь — содрогаешься. Но ничего, привыкаешь. Привыкаешь обходиться без чистой рубахи. Привыкаешь к сотням вшей, покрывающим то, что прежде было бельем. Первая вошь — страшное создание. Сотая — привычный сосед. Она уже не пугает, она стала частью твоего существования. Трудно спать без пижамы? За несколько недель привыкнешь не только спать в грязных лохмотьях — привыкнешь отлично спать. Не можешь есть с немытыми руками? Будешь счастлив схватить что-нибудь грязными и сунуть в рот. Тебе надо чистить зубы утром и вечером? Тебе нужна постель? Глупости. Будешь лежать на досках, на полу, на снегу, на земле — и будешь спать.

Нет, цивилизация — это не самое главное. Но, как ни странно, чем меньше в жизни цивилизации, тем больше желание жить. Просто жить, жить, жить. Человек — сильное животное. Он привыкает ко всему, за исключением смерти.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых тиранов
100 знаменитых тиранов

Слово «тиран» возникло на заре истории и, как считают ученые, имеет лидийское или фригийское происхождение. В переводе оно означает «повелитель». По прошествии веков это понятие приобрело очень широкое звучание и в наши дни чаще всего используется в переносном значении и подразумевает правление, основанное на деспотизме, а тиранами именуют правителей, власть которых основана на произволе и насилии, а также жестоких, властных людей, мучителей.Среди героев этой книги много государственных и политических деятелей. О них рассказывается в разделах «Тираны-реформаторы» и «Тираны «просвещенные» и «великодушные»». Учитывая, что многие служители религии оказывали огромное влияние на мировую политику и политику отдельных государств, им посвящен самостоятельный раздел «Узурпаторы Божественного замысла». И, наконец, раздел «Провинциальные тираны» повествует об исторических личностях, масштабы деятельности которых были ограничены небольшими территориями, но которые погубили множество людей в силу неограниченности своей тиранической власти.

Валентина Валентиновна Мирошникова , Илья Яковлевич Вагман , Наталья Владимировна Вукина

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное