Перрин иногда удивлялся тому, как они уступали ему право руководить и следовали его указам. Словно думали, что он имеет особые полномочия, или особые знания, скрытые от них.
Опомнившись, Перрин напомнил себе, что он тоже должен был быть настороже. Проверяя стрелу, наложенную на свой длинный лук, он всмотрелся в уходящую на запад долину, расширяющуюся по мере удаления; земля её была покрыта широкими, извилистыми полосами снега - последними следами зимы. Большинство деревьев, беспорядочно растущих там, внизу, ещё тянулись к небу голыми зимними ветвями, но хватало и вечнозелёных - сосна и кожелист, пихта и горный остролист, даже несколько возвышающихся лиственниц - устилающих склоны и ложе долины, готовых дать прикрытие тем, кто сумеет им воспользоваться. Но без особой нужды туда не ходили. Рудники располагались на немалом отдалении к югу или ещё дальше к северу; большинство людей полагало, что в Горах Тумана удачи не жди, и заходили сюда лишь немногие из тех, кому был доступен иной путь. Глаза Перрина блестели, подобно полированному золоту.
Щекотка превратилась в зуд.
Он мог бы отбросить этот зуд, но чувство ожидания всё равно не исчезло бы. Словно он балансировал на краю. Словно всё замерло на грани. Перрин гадал, нет ли чего нежеланного в окружающих горах. Возможно, имелся способ это проверить. В подобных краях, где человек появляется редко, зачастую водятся волки. Он подавил эту мысль, прежде чем она оформилась.
Зрение Перрина было острее, чем у остальных, поэтому он первым заметил всадника, скачущего из Тарабона. Даже ему всадник пока казался лишь разноцветным пятном верхом на лошади, петляющей между отдалёнными деревьями, то видимым, то теряющимся из вида.
— Ворон!
Перрин вскинул голову вверх. Большая чёрная птица кружила над вершинами деревьев не далее чем в сотне шагов от них. Её устремления, вероятно, были направлены на поиск какой-нибудь падали в снегу, или мелкого зверька, и всё же Перрин не мог рисковать. Не было похоже, чтобы ворон заметил их, но приближающийся всадник скоро окажется в поле его зрения.
Едва увидев ворона, он вскинул лук, натянул — перо стрелы пошло к щеке, к уху, — и спустил, всё одним плавным движением. Почти не обратив внимания на хлопки тетивы поблизости, он следил, не отрываясь, за чёрной птицей.
Внезапно ворон закружился в вихре угольно-чёрных перьев - то его стрела отыскала птицу - и камнем устремился к земле, а воздух, где он был, прочертили ещё две стрелы. С луками на изготовке, остальные шайнарцы всматривались в небеса: не летел ли с вороном напарник?
— Должны ли вороны докладывать, — тихо спросил Перрин, — или... тот... видел то же, что и птица?
Он не думал, что будет услышан, но Раган, самый молодой из шайнарцев, менее, чем на десять лет старше него, ответил, накладывая другую стрелу на свой короткий лук.
— Он должен донести. Обычно Получеловеку. — В Пограничных Землях за воронов полагалось вознаграждение, там никто никогда бы не рискнул посчитать ворона невинной птицей. — Свет, мы все погибли бы, не добравшись до гор, если бы Губитель Сердец видел всё, что видят вороны.
Голос Рагана звучал непринуждённо, то было житейское дело для шайнарского солдата.
Перрин вздрогнул, не от холода, и в затылке у него кто-то словно прорычал вызов смерти. Губитель Сердец. В разных странах его именуют по-разному: Проклятие Душ или Терзатель Сердец, Повелитель Могил или Владыка Сумерек, - и, повсеместно, Отец Лжи и Тёмный, — всё для того, чтобы не назвать его истинным именем, не привлечь к себе его внимания. Тёмный часто использовал воронов и ворон, в городах — крыс. Перрин вытянул ещё одну плоскоконечную стрелу из колчана на бедре, уравновешивающего тяжесть топора на на другом боку.