Возрождённый дракон

— Хозяин, с вами всё в порядке? Простите меня за отлучку, хозяин, но я ходил покупать фрукты для вашего...

Неповреждённой рукой Карридин выбил корзину из рук Шарбона, раскатав сморщенные зимние яблочки по коврам, и тыльной стороной ладони отвесил слуге оплеуху.

— Простите меня, хозяин. — прошептал Шарбон.

— Подай мне бумагу, перо и чернила. — рычал Карридин. — Пошевеливайся, остолоп! Мне нужно послать приказы.

Но какие?

Какие?

Шарбон помчался исполнять приказания, Карридин же, сотрясаясь, озирал царапины на столешнице.

Глава 1

Ожидание

Вращается Колесо Времени, Эпохи приходят и уходят, оставляя воспоминания, которые становятся легендой. Легенда тускнеет, превращаясь в миф, и даже миф оказывается давно забыт, когда породившая его Эпоха приходит вновь. В Эпоху, называемую Третьей, Эпоху, которая ещё грядёт, Эпоху, которая давно миновала, ветер поднялся в Горах Тумана. Ветер не был началом. Нет ни начала, ни конца оборотам Колеса Времени. Но всё же начало было положено.

Ветер промчался вдоль обширных равнин, голубых от утреннего тумана, повисшего в воздухе, частью заросших вечнозелёными лесами, частью голых, там, где лишь собиралась пробиться трава и дикие цветы. Он взвыл, проносясь через полускрытые землёй руины и разрушенные статуи, все как одна позабытые, так же, как и создавшие их люди. Он стонал в перевалах, поистрепавшись меж пиков, покрытых никогда не тающим снегом. Плотные облака так облепили горные вершины, что их белые волны казались одним целым со снегом.

В предгорьях зима уходила или уже ушла, но здесь, на высоте, она задержалась на время, обшивая горные склоны обширными белыми заплатами. Только вечнозелёные деревья были облеплены листвой или хвоей, остальные стояли голыми, коричневые и серые на фоне скал и ещё не ожившей земли. Здесь не было иных звуков, кроме дуновения морозного ветра по снегу и камню. Земля, казалось, ждёт. Ждёт чего-то, чтобы очнуться.

Сидя на лошади прямо внутри зарослей кожелиста и сосны, Перрин Айбара вздрогнул и поплотнее закутался в свой подбитый мехом плащ, так плотно, как только мог с длинным луком в руке, и большим топором-полумесяцем на поясе. Это был добрый боевой топор; Перрин качал мехи в тот день, когда мастер Лухан его выковал. Ветер рванул его плащ, стягивая капюшон с лохматых кудрей, и проник сквозь куртку; он пошевелил пальцами внутри сапог, пытаясь согреть их, да поёрзал на своём седле с высокой спинкой, но мысли его были вовсе не о холоде. Оглядывая своих пятерых спутников, Перрин гадал, разделяют ли они его ощущение. Не просто ожидания, для которого их направили сюда, но чего-то большего.

Ходок, его конь, переступил и мотнул головой. Он назвал так мышастого жеребца за быстроногость, но сейчас Ходок словно бы чувствовал раздражённость и нетерпение своего всадника. Устал я от бесконечного ожидания, от просиживания на месте, пока Морейн держит нас, будто клещами. Чтоб ты сгорела, Айз Седай! Когда же это кончится?

Сам того не сознавая, Перрин принюхался к ветру. В воздухе преобладал запах лошадей, а также людей и человеческого пота. Средь тех деревьев не так давно пробежал кролик; страх ускорял его бег, но идущая за ним по следу лиса не прикончила там свою добычу. Перрин вдруг сообразил, чем он занят, и одёрнул себя. Надо полагать, на таком ветру я вполне могу подхватить насморк. Он почти что пожелал его себе. И я уж точно ничего не позволил бы Морейн сделать с ним.

Что-то щекотало на задворках его разума. Он отказывался признаваться себе в этом. И спутникам своим об этих ощущениях он ничего не сказал.

Остальные пятеро были верхом, держа наготове короткие кавалерийские луки, глаза обыскивали и небесный свод наверху, и поросшие редким лесом склоны гор внизу. Казалось, они не чувствуют ветра, развевающего их одежды, точно флаги. Над плечом каждого из них сквозь разрез в плаще виднелась рукоять двуручного меча. От вида их гладко выбритых голов с узлами волос на макушках Перрину становилось ещё холодней. Но для этих людей погода была вполне уже весенней. На самой прочной из известных ему наковален из них выколотили всю чувствительность. Они были шайнарцами из Пограничных Земель на самом пороге Великого Запустения, где в любую ночь мог случиться набег троллоков, и даже купец или земледелец могли с лёгкостью взяться за меч или лук. А эти люди были не пахарями, а солдатами чуть ли не с самого рождения.