Возрождённый дракон

Перрин смотрел в зеркало, на собственное отражение. Часть его не понимала того, что открывалось его взгляду, часть - принимала как должное. Позолоченный шлем, сработанный в виде львиной головы, сидел на его голове как влитой. Золотые листья покрывали искусно выкованный нагрудник, золотая же чеканка покрывала части доспехов на его руках и ногах. Лишь топор на поясе был прост. Голос - его собственный голос - шептал ему, что он бы предпочел его любому другому оружию, носил бы его тысячу раз и использовал в сотнях битв. Нет! Он хотел снять его, выбросить прочь. Я не могу! Вновь зазвучал в голове голос, громче, чем шёпот, почти на уровне понимания.

— Человек, судьбой назначенный для славы.

От отвернулся от зеркала и уставился на прекраснейшую из когда-либо виденных им женщин. Он не обращал внимание ни на что другое в комнате, желая видеть только её. Её чёрные, словно полночь, озёра глаз, молочно-белую кожу, конечно же, гораздо более нежную и гладкую, чем белый шёлк её платья. Когда она направилась к нему, у Перрина вмиг пересохло во рту. Он осознал, что любая из женщин, когда-либо виденных им, по сравнению с ней будет неуклюжей и плохо сложенной. Перрин вздрогнул и удивился - почему ему холодно?

— Мужчина должен держать свою судьбу обеими руками, — сказала незнакомка, улыбаясь. Эта улыбка почти сумела согреть его. Женщина была высокой, всего бы на ладонь выше - и она смогла бы вровень смотреть ему в глаза. Её волосы цвета воронова крыла казались ещё темнее из-за контраста с серебряным гребнем. Широкий пояс из серебряных звеньев обтягивал талию, которую, казалось, Перрин мог бы обхватить ладонями.

— Да, — прошептал он. Внутри него дрожь боролась с согласием. Перрин избегал славы. Но после её слов он уже не хотел ничего иного. — Я имею в виду... — Шёпот вновь зазвучал у него в голове. — Нет! — Голос пропал, и, всего на миг, согласие тоже исчезло. Почти. Он поднял руку к голове, коснулся позолоченного шлема и снял его. — Я... Я не думаю, что хочу этого. Это не моё.

— Не хочешь? — Она рассмеялась. — Какой мужчина с горячей кровью не хочет славы? Такой славы, будто ты трубил в Рог Валир.

— Не хочу, — сказал Перрин, не обращая внимания на часть себя, кричавшую, что он лжёт. Рог Валир. Рог протрубил - и неистовство атаки. Смерть у его плеча, и она же ждёт впереди. Его возлюбленная. Его пагуба. — Нет! Я - кузнец.

В улыбке женщины проступила жалость. — Как же мало ты хочешь. Не нужно слушать тех, кто пытается заставить тебя свернуть с предназначенного тебе пути. Они хотят унизить тебя, сломать. Уничтожить тебя. Борьба с судьбой может принести лишь боль. Зачем выбирать боль, когда ты можешь выбрать славу? Славу, которая поставит твоё имя рядом с именами всех героев легенд?

— Я не герой.

— Ты и половины не знаешь о том, кто ты. О том, кем ты можешь стать. Ну же, разделим со мной кубок, во имя судьбы и славы. — В её руках сиял серебряный кубок, наполненный кроваво-красным вином. — Испей.

Перрин хмуро уставился на кубок. Было что-то... знакомое в этом. В его сознание ворвалось рычание. — Нет! — Он отталкивал этот рык, отказываясь слушать. — Нет!

Незнакомка протянула ему золотой кубок. — Выпей же.

Золотой? Я думал, кубок был... он был... Закончить мысль он не успел. В нахлынувшем замешательстве в его сознание вновь вернулся тот звук, вгрызаясь, требуя, чтобы его услышали. — Нет, — сказал Перрин. — Нет! — Он взглянул на позолоченный шлем в своих руках и отбросил его в сторону. — Я - кузнец. Я... — Звучащий в его голове рокот боролся с ним, стремясь быть услышанным. Перрин обхватил руками голову, закрыв себе уши, чтобы отгородиться от него, но лишь запер тот внутри. — Я - человек! — прокричал Перрин.

Тьма окутала его, но её голос следовал за ним, шепча:

— Здесь всегда ночь, и сны приходят ко всем людям. Особенно к тебе, мой дикарь. И я всегда буду в твоих снах.

Наступила тишина.

Перрин опустил руки. Он снова был одет в свои куртку и штаны, простые, но прочные и хорошо сшитые. Подходящая одежда для кузнеца или любого деревенского жителя. К тому же, не привлекающая внимание.

Он стоял на каменном мосту с низкими перилами, что дугой выгибался меж широкими каменными башнями с плоскими вершинами. Башни эти вздымались из таких глубин, что даже его взгляд не мог туда проникнуть. Освещение, поступающее непонятно откуда - оно просто было - показалось бы слишком тусклым любому другому человеку. Всюду, куда не взгляни, слева и справа, вверху и внизу, было множество мостов, башен и нескончаемых переходов. В этом нагромождении, кажущемся бесконечным, не угадывалось никакой системы. Хуже того, некоторые из переходов устремлялись от одних башен к вершинам других, расположенных, похоже, прямо над ними. Звуки капающей воды отражались эхом, и, казалось, раздавались сразу со всех сторон. Перрин содрогнулся от холода.