Возрождённый дракон

Перрин вздрогнул от холода. Он знал, что это за сон, несомненно и бесспорно, с самого первого мига. Он смутно осознавал, что у него есть нечёткие воспоминания и о снах, предшествующих этому, но нынешний сон ему известен. Он был в этом месте раньше, в предыдущие ночи, и, хотя не понимал ничего из происходящего, всё же знал, что это за сон. Но знание ничего не меняло.

Огромные колонны из полированного краснокамня окружали открытое пространство, где он стоял под куполообразным потолком в пятидесяти, а то и более, шагах над головой. Даже взявшись за руки с таким же рослым, как он сам, человеком, Перрин не смог бы обхватить и одну из этих колонн. Пол был выложен большими плитами из светло-серого камня, крепкого, но всё же истёртого ногами бесчисленных поколений.

В центре зала под куполом находилась причина, которая приводила всех в этот зал. Меч, без видимой опоры висящий в воздухе рукояткой вниз там, где каждый, казалось, может дотянуться и взять его. Он медленно вращался, словно пойманный неким потоком воздуха. На самом деле это всё же был не меч. Он казался сделанным из стекла, или, возможно, кристалла - лезвие, рукоять и крестовина гарды - улавливая весь свет зала и разбивая его на тысячи отблесков и вспышек.

Перрин направился к нему и протянул руку, как делал это каждый раз в прошлом. Он ясно помнил, что поступал так же. Рукоятка находилась на уровне его лица, руку лишь протянуть. В футе от сияющего меча его рука отклонилась на фоне пустого воздуха, словно наткнувшись на камень. Меч вращался и сверкал, в футе от него и так же далеко, как если бы был по ту сторону океана.

Калландор. Перрин не смог бы сказать точно, услышал ли он этот шёпот или он звучал лишь в его сознании; звук казался эхом среди колонн, мягкий, словно ветер, направленный отовсюду, и настойчивый. Калландор. Владеющий мною владеет судьбой. Возьми меня, и начни последний путь.

Перрин, ошарашенный, отступил на шаг. Этот шёпот никогда не звучал прежде. Этот же сон он видел уже четырежды - он мог помнить об этом даже сейчас; четыре ночи одна за другой - но впервые в нём что-то поменялось.

Испорченные идут.

Это был иной шёпот, он знал, от кого он исходит, и подскочил, будто Мурддраал схватил его за плечо. Волк стоял среди колонн, лохматый, серый с сединой горный волк, ростом доходя почти до пояса. Он не отрываясь смотрел на человека своими жёлтыми, как и у самого Перрина, глазами.

Испорченные идут.

— Нет, — проскрипел Перрин. — Нет! Я не впущу вас! Ни за что!

Он пробил себе путь к пробуждению и сел в своей хижине, дрожа от страха, холода и гнева. — Не впущу. — хрипло шептал он.

Испорченные идут.

Эта мысль ясно звучала в голове у Перрина, но принадлежала не ему.

Испорченные идут, брат.

Глава 5

Кошмары Наяву

Вскочив с кровати, Перрин схватил свой топор и выбежал наружу, босой, в одном нижнем белье, невзирая на холод. Луна облила тучи тусклым белым светом. Более чем достаточно света для его глаз, более чем достаточно, чтобы видеть очертания фигур, со всех сторон крадущихся меж деревьями, рослых, почти как Лойал, но с лицами, изуродованными рылами и клювами, с получеловеческими головами, увенчанными рогами и перьевыми гребнями. Среди таящихся силуэтов крадущиеся на копытах и лапах попадались столь же часто, как и ступающие ногами, обутыми в сапоги.

Перрин открыл было рот, чтобы поднять тревогу, но внезапно дверь хижины Морейн распахнулась, и Лан выскочил наружу, сжимая в руке меч и крича:

- Троллоки! Просыпайтесь, если вам дорога жизнь! Троллоки!

Крича в ответ, из хижин стали вываливаться люди - полуодетые для сна, но в большинстве своём нимало этим не смущённые, они держали мечи наготове. Со звериным рёвом троллоки бросились вперёд, чтобы быть встреченными сталью и криками «Шайнар!» и «Дракон Возрождённый!»

Лан был полностью одет - Перрин побился бы об заклад, что Страж и не спал - и он бросился промеж троллоков, словно ткань на нём была доспехами. Казалось, будто он танцует среди них, человек и меч струились подобно воде или ветру, и там, где танцевал Страж, троллоки визжали и умирали.

Морейн также была снаружи, в ночи, исполняя свой собственный танец посреди троллоков. Единственным видимым её оружием был хлыст, но когда она хлестала троллока, огненная линия вспыхивала на его теле. Свободной рукой она метала призванные из воздуха огненные шары, и когда пламя пожирало троллоков, те выли, колотясь оземь.

Вспышка пламени объяла дерево целиком, от корней до верхушки, затем ещё и ещё одно. Троллоки завизжали от нежданного света, но не перестали размахивать своими шипастыми топорами и загнутыми подобно косам мечами.