Но ещё поразительней, в своём роде, для Эгвейн оказалось ощущение, что мост ведёт её к дому. Чудесное, потрясающее чувство.
Мост был всего лишь началом. Его дуга завершалась прямо у окружавших остров стен из сверкающего серебристыми прожилками белого камня, стен, чьи вершины свысока взирали на кручу моста. Местами гладь стен прерывали сторожевые башни такого же белого камня, река омывала их массивные подножия. Но именно позади стен высились истинные башни Тар Валона, башни из преданий, их остроконечные шпили, желобчатые колонны и винтовые лестницы, связанные порой воздушными мостами в доброй сотне с лишним шагов над землей. Но и это всего лишь начало.
Одетые в бронзу ворота, достаточно просторные для проезда двадцати всадников в ряд, стояли без стражи, открываясь на одну из широких улиц, пересекающих остров. Весна едва вступила в свои права, но в воздухе уже пахло цветами, благовониями и пряностями.
При виде города Эгвейн затаила дыхание, как будто никогда не видела его прежде. На каждой площади и перекрестке - собственный фонтан, памятник, или статуи, из коих некоторые стояли на высоких, как башня колоннах, но город - город просто поражал взор. Простое по форме бывало столь щедро покрыто рисунками и резьбой, что само казалось частью общей картины, и напротив, оставшееся без особой отделки одною формой превращалось в шедевр. Здания огромные и маленькие, отделанные камнем всевозможных оттенков, похожие на раковины, волны, или изваянные ветром скалы, плавные и причудливые, взятые с натуры или порождённые фантазией. Жилища, гостиницы и просто конюшни - даже самые незначительные здания в Тар Валоне сооружались во имя красоты. Огир, после Разлома Мира ставшие мастерами работ по камню, возвели большую часть города, потратив на это немало лет, и называли это своей лучшей работой.
Улицы заполоняли мужчины и женщины всех народов мира, с тёмной кожей и со светлой, а также всяких промежуточных оттенков, в разноцветных нарядах с узорами, или же в серых одеждах, зато украшенных бахромой, позументами и блестящими пуговицами, или же в строгом и суровом одеянии. Некоторые демонстрировали больше открытого тела, чем было бы пристойно, по мнению Эгвейн, иные вовсе ничего не оставляли открытым, кроме глаз и кончиков пальцев. Паланкины и носилки петляли сквозь толпу, их носильщики кричали на бегу "Дай дорогу!". По улице ползли крытые кареты, и одетые в ливрею кучера восклицали "Хэйя!" и "Хо!", как будто и вправду надеялись двигаться быстрее пешеходов. Уличные музыканты играли на флейтах, арфах и трубах, аккомпанируя иногда жонглеру или акробату, положив спереди шапку для сбора монет. Бродячие торговцы зазывали покупателей, а лавочники, стоя у прилавков, громко славили свой товар. Гул заполнял город, подобно жизнеутверждающей песне.
Верин натянула капюшон на голову, пряча лицо.
Эгвейн подъехала к Верин и наклонилась к ней поближе:
— Неужели вы и сейчас ожидаете неприятностей? Ведь мы уже в городе, и почти на месте.
Теперь Белая Башня была в поле зрения, величественное здание сияло, ширясь и возвышаясь поверх крыш.
— Я всегда ожидаю неприятностей, — спокойно ответила Верин, — и тебе советую, причём в Башне - больше всего. Всем вам сейчас следует стать бдительнее, чем когда-либо прежде. Ваши выходки... — губы Айз Седай на миг поджались, но безмятежность тут же вернулась к ней — устрашили Белоплащников, но в Башне за такое вас вполне могут казнить или усмирить.
— В Башне я не стану так поступать, — запротестовала Эгвейн. — Никто из нас не станет. Илэйн и Найнив присоединились к ним, оставив Хурина следить за лошадьми, везущими носилки. Они обе кивнули, Илэйн с пылкой готовностью, Найнив же, как показалось Эгвейн, со скрытым несогласием.