Читаем Возвращение в никуда полностью

Может всё еще будет.

Жизнь комедии, драмы.

Между ролями рассудят.


Между сном или явью,

Между жизнью и смертью.

Будущее за гранью,

Прошлое держит цепью.


Вновь придет темнота.

Мы прижмемся друг к другу.

Между нами много тепла.

Снова между, по кругу.


Между сном или явью,

Между жизнью и смертью.

Будущее за гранью,

Прошлое держит цепью.

Спой мне…


Спой мне о любви, если она есть.

Спой мне о печали, если ей быть.

Спой мне о злости, если не месть

Спой мне о боли, если с ней жить.

Спой о радости, если с ней смех.

Спой о счастье, и кто дарит его.

Спой о желаниях, можно о всех.

Спой о мечте, и что выше всего.


Спой о слезах, если это не дождь.

Спой об улыбках, если это правда.

Спой мне о том на кого ты похож.

Спой о награде, если это награда.

Спой мне о ранах, если они навсегда.

Спой мне о войнах, что вокруг нас.

Спой о семье, если много тепла.

Спой мне о нас, если про нас.


Спой мне о жизни, если это не сон.

Спой о жизни, если это про людей.

Спой о жизни, если не про закон.

Спой о мерцании миллиардов свечей.

Спой просто песню, если от души.

Спой свою песню, я подпою.

Если не можешь, то расскажи.

Надо делиться и я отдаю.

Ушла толпа, ушли друзья…


Ушла толпа, ушли друзья,

Прошли прохожие моменты

мимолётных встреч.

Пройдут стремления, года,

Забудутся любовь и речь.


Уйдут мечты, эмоции и страх,

И мимо пролетит возможность.

И вещи превратятся в прах,

Умерит пыл слепая гордость.


Пройдёт удача стороной,

Заденет одиночество плечом,

Тоска, апатия пройдут порой

И скоп пороков укоротят жизнь ножом


Пройдет и зависть, память обо мне

И память о родных. Я каюсь…

Исчезнет все. Я не в себе…

Уйдет вся жизнь, но все равно,

все удержать я постараюсь.

Добро пожаловать в новую главу…


Добро пожаловать в новую главу

Историй не написанных никем,

И не известных никому,

Но где найдется место всем.

Сюжет историй не затейлив,

Харизматичные герои,

И мир достаточно изменчив:

Вчера вожди, сейчас изгои.

Здесь много драмы, даже боли,

Безумие на грани счастья

И с ним любовь, и те же роли.

В пейзажах ясность и ненастья.

А в диалогах пустословных

Сакральный смысл был когда-то.

Теперь все больше оборотов модных.

Бывает даже непонятно.

Да что слова, поступки тоже

Порой приводят к тупику.

И действие на хаос так похоже,

И не понятно ни герою, никому.

Когда закончится глава,

Наступит время новой, не последней.

Но может вдруг всё оборвется, и она.

А новая глава была бы интересней.

Мы избегаем многих слов…


Мы избегаем многих слов,

Мы не желаем повторяться.

Грустим, от множества даров.

Мы разучились улыбаться.

Мы обленились думать и творить,

И открывать заветные пределы.

Об этом как-то грустно говорить,

Но мы теряем нити нашей веры.


Мы избегаем многих слов,

Мы не желаем открываться.

Нам проще отойти за ров,

Чем пробираться и пытаться.

Нам проще где-то промолчать

И не искать словами правды.

Ведь кажется в себе держать

Гораздо проще слов тирады.


О простота, залог успеха,

Но нет. Самообман и страх.

Не просто там, где есть помеха,

И сложно там, где выбор на твоих плечах.

Мы избегаем многих слов…

Мы просто убегаем от себя.

В шкафу скелеты дураков

И их показывать нельзя.

Может будущее скалится…


Может будущее скалится.

Давно нерадужный настрой.

И день к чертям катится,

И тянет всех за собой.

А утром пасмурная серость,

Темнеет все вокруг.

Хотя бы есть еще смелость

Не опускать наших рук.

По телеящику злоба,

Нет света в конце и война.

Какая по счету проба

У мира, что стер имена?

Какая по счету жестокость?

И жертвы на чьем алтаре?

Пуская мир и дает возможность

Быть наверху иль в земле.

Пускай мир еще не знает,

Когда догорит свеча.

Все также смеется играет

Планетарная семья.

Все также встречаем рассветы,

И катятся к чертям дни.

У этого мира свои секреты

И будущее, что мы зажгли.

У нашего мира свои секреты

И будущее что создать мы смогли…

Тускнеют огни, за окном тишина…


Тускнеют огни, за окном тишина,

Крадется тьма, срывая маски.

Вся правда тут. Раскрой глаза.

У тьмы свои ночные сказки.

Наступит время хищных стай

И расторопных одиночек,

И псов голодных вой и лай,

И жизнь поганых оболочек.

Тускнеют огни, разбитый фонарь

Мигает отчаянным светом тревоги.

Во тьме первобытные чувства, как в старь,

Спасут от всего только быстрые ноги.

И жажда прожить эту темную ночь,

И вера в себя, и осторожность.

Пусть демоны тьмы посмеяться не прочь,

Но с ними не смейся и помни про гордость.

День застрял, как в горле кость…


День застрял, как в горле кость,

Нет конца и нет начала.

Песня мира замолчала.

Пустота а в сердце злость.

Красный мир встречает нас,

За порогом привкус тлена.

За спиною наша смена,

В генах злость, не прячут глаз.

Что творили, берегли

Мы разрушим, пожалеем.

Не могли, но мы поспеем

В злой среде мы рождены.

Столько слов и жестов рук.

У эмпатии нет пределов.

Нет у чувств своих размеров.

Злость стучит, как сердца стук.

Я счастлив жить на этом свете…


Я счастлив жить на этом свете

И в это время перемен.

Ведь главное мы также вместе,

Не попадемся будням в плен.

И хорошо, что солнце светит,

И пищевая цепь еще цела,

И купидон все также метит

Перейти на страницу:

Похожие книги

Горний путь
Горний путь

По воле судьбы «Горний путь» привлек к себе гораздо меньше внимания, чем многострадальная «Гроздь». Среди тех, кто откликнулся на выход книги, была ученица Николая Гумилева Вера Лурье и Юлий Айхенвальд, посвятивший рецензию сразу двум сиринским сборникам (из которых предпочтение отдал «Горнему пути»). И Лурье, и Айхенвальд оказались более милосердными к начинающему поэту, нежели предыдущие рецензенты. Отмечая недостатки поэтической манеры В. Сирина, они выражали уверенность в его дальнейшем развитии и творческом росте: «Стихи Сирина не столько дают уже, сколько обещают. Теперь они как-то обросли словами — подчас лишними и тяжелыми словами; но как скульптор только и делает, что в глыбе мрамора отсекает лишнее, так этот же процесс обязателен и для ваятеля слов. Думается, что такая дорога предстоит и Сирину и что, работая над собой, он достигнет ценных творческих результатов и над его поэтическими длиннотами верх возьмет уже и ныне доступный ему поэтический лаконизм, желанная художническая скупость» (Айхенвальд Ю. // Руль. 1923. 28 января. С. 13).Н. Мельников. «Классик без ретуши».

Владимир Владимирович Набоков , Владимир Набоков

Поэзия / Поэзия / Стихи и поэзия
Европейские поэты Возрождения
Европейские поэты Возрождения

В тридцать второй том первой серии вошли избранные поэтические произведения наиболее значимых поэтов эпохи Возрождения разных стран Европы.Вступительная статья Р. Самарина.Составление Е. Солоновича, А. Романенко, Л. Гинзбурга, Р. Самарина, В. Левика, О. Россиянова, Б. Стахеева, Е. Витковского, Инны Тыняновой.Примечания: В. Глезер — Италия (3-96), А. Романенко — Долмация (97-144), Ю. Гинсбург — Германия (145–161), А. Михайлов — Франция (162–270), О. Россиянов — Венгрия (271–273), Б. Стахеев — Польша (274–285), А. Орлов — Голландия (286–306), Ал. Сергеев — Дания (307–313), И. Одоховская — Англия (314–388), Ирландия (389–396), А. Грибанов — Испания (397–469), Н. Котрелев — Португалия (470–509).

Алигьери Данте , Бонарроти Микеланджело , Лоренцо Медичи , Маттео Боярдо , Николо Макиавелли

Поэзия / Европейская старинная литература / Древние книги
Мир в капле росы. Весна. Лето. Хайку на все времена
Мир в капле росы. Весна. Лето. Хайку на все времена

Утонченная и немногословная японская поэзия хайку всегда была отражением мира природы, воплощенного в бесконечной смене времен года. Человек, живущий обыденной жизнью, чьи пять чувств настроены на постоянное восприятие красоты земли и неба, цветов и трав, песен цикад и солнечного тепла, – вот лирический герой жанра, объединяющего поэзию, живопись и каллиграфию. Авторы хайку создали своего рода поэтический календарь, в котором отводилось место для разнообразных растений и животных, насекомых, птиц и рыб, для бытовых зарисовок и праздников.Настоящее уникальное издание предлагает читателю взглянуть на мир природы сквозь призму японских трехстиший. Книга охватывает первые два сезона в году – весну и лето – и содержит более полутора тысяч хайку прославленных классиков жанра в переводе известного востоковеда Александра Аркадьевича Долина. В оформлении использованы многочисленные гравюры и рисунки средневековых японских авторов, а также картины известного современного мастера японской живописи в стиле суми-э Олега Усова. Сборник дополнен каллиграфическими работами Станислава Усова.

Александр Аркадьевич Долин , Поэтическая антология

Поэзия / Зарубежная поэзия / Cтихи, поэзия / Стихи и поэзия