Читаем Возвращение в никуда полностью

Дыма сигарет, невеселого раздолья.


Моя девочка, все изменилось.

Что заслужит твой искренний смех?

Ты не спишь, тебе не приснилось,

Этот мир даёт шансы для всех!


Она ходила по улицам, она искала приюта,

Но находила указатели нового маршрута.

Пропитанная липким холодом людского безразличия,

Путаешь тепло людское с ожогом неприличия.

Вот она — твоя жизнь, вот они — твои всходы.

Словно лишняя карта из другой колоды.

Она забила на мечты, амбиции и желания.

Девочка, похоже ты подсела на страдания.


Моя девочка, все изменилось.

Что заслужит твой искренний смех?

Ты не спишь, тебе не приснилось,

Этот мир даёт шансы для всех!

Пропадаю снова в темноте


Пропадаю снова в темноте.

По ночным дорогам весело шагаю.

Вот искрятся звёзды в серебре,

Вот луна мне подмигнула, тоже ей мигаю.

Я сегодня просто веселюсь

И танцую с фонарями, и пинаю камни.

Не смешно, но все же я смеюсь.

Не смотрите на меня и закрывайте ставни.


Завтра просто не стало.

Смысл уплыл навсегда.

Было много, стало мало.

Завтра день сказал: «Пока».

Планы жизни, словно сказки,

Не поверишь, не поймёшь.

Вот итог: снимайте маски,

Просто завтра не живёшь.


Добрые лохматые друзья

Пробегают мимоходом, даже не заметив.

В темноте играет жизнь своя.

Я останусь на бордюре, завтра и не встретив.

Ночь бледнеет и светлеет тень.

Запою про перемены, розы и про крылья.

Светофор моргает ночь и день,

Желтыми огнями загораясь от бессилья.

Пропадаю снова в темноте.

Эхо от шагов со мною и смешные тени.

Весело шагаем налегке,

От усталости спасут детские качели.


Завтра просто не стало.

Смысл уплыл навсегда.

Было много, стало мало.

Завтра день сказал: «Пока».

Планы жизни, словно сказки,

Не поверишь, не поймёшь.

Вот итог: снимайте маски,

Просто завтра не живёшь.

Шипит огонь пока горит…


Шипит огонь, пока горит, пока даёт свое тепло.

Не надо больше говорить, давай смотреть лишь на него.

Давай подумаем устало о тратах жизненных минут.

Мы часто говорим: «Достало!» и «Не избавиться от пут».

Но стоит ощутить глоток свободы, и нас не остановить.

Стремимся надышаться ею, с собой обратно захватить.

Чудесные мгновения, вспышки, контраст обычных дней.

И хочется их больше, и не хватает их сильней.

Давай же просто все отпустим, не будем будни вспоминать.

Уж лучше молча, безрассудно мосты и путы, всё сжигать.

Я не знаю, о чем еще спеть…


Я не знаю, о чем еще спеть.

Все придумано уже без меня.

Остаётся только смотреть

На пепелища после огня.


Я не знаю, о чем написать.

Дежавю на каждом шагу.

Надоело случайно повторять

Даже то, что знать не могу.


Посмотри, как мы живём,

Что мы делаем, что говорим,

Те же песни также поем,

Даже если мы не хотим.


И прожив эту жизнь до конца,

Мы закончим, как было до нас.

Хотя кто-то и в роли творца,

Есть всегда призрачный шанс.

Я обычно прошу тепла…


Я обычно прошу тепла перед тем, как его получить.

Может просто я это зря, и не надо ничего просить.

Может надо его искать в других людях, в детях своих.

Не пытаться его удержать и не грезить о временах былых.

Я ведь сам его отдавать не умею, как мог бы уметь.

И тепло мое, словно пожар, иногда может тихо тлеть.

Я уверен только в одном — я хочу согреваться теплом.

Я хочу согреваться вашим теплом, даже если с ним ещё не знаком.

Иду по улицам домой…


Иду по улицам домой

Уставший и довольно пьяный.

И тело будто не со мной,

Я неустойчивый и вялый.

Сегодня я люблю весь мир

И даже пыль на тротуарах.

На небе лунный диск застыл.

Нет боли и мыслей нет о ранах.

Нет сожалений в голове.

Все просто в сложности иного.

И философии во мне

Так много, много, много, много.

Несутся мимо огоньки,

Проносятся случайные машины.

Так проносились все деньки,

Теперь иду от их рутины.

Шатаясь я иду домой,

Готов делиться добротой, любовью.

Все просто, я иду пока живой,

Хотя несу и вред здоровью.

Законы равновесия в моей судьбе.

И если было хорошо, то жди другого…

Ах алкоголя-то во мне

Так много, много, много, много.

Смотри, опять восходит солнце…


Смотри, опять восходит солнце

И просыпается рассвет.

И даже есть на дне колодца

Кто счастлив видеть этот свет.

Не надо вздохов и уныния,

У всех у нас один мотив:

Не падать духом от бессилия,

А жить, познав весь позитив.

И будет новый день, и утро,

Вновь солнце встанет на маршрут.

Проблем вчерашних нет как будто,

От света на душе у всех уют.

И разожмутся тиски будней,

Когда поймёшь простую мысль,

Что путь любого всегда трудный.

Ведь это просто наша жизнь!

Дайте музыки…


Дайте музыки, чтоб подпевать,

Чтоб играло на душе,

Чтоб без слов могла сказать,

Всем не надо, только мне.

Чтоб щемило сердце болью

И дрожали голоса,

Чтоб осталась вся со мною

Пусть на миг, не навсегда.

Дайте музыки, чтоб с неба

Будто ангел снизошёл,

Раздавая вместо хлеба

Музыкальный перезвон.

Чтобы хотелось ещё больше,

Чтоб движенья в унисон,

Чтобы слушать ее дольше,

Чтобы было всё не сон.

Дайте музыки поболе,

Иль сыграю ее сам,

Выйду, встану в чисто поле,

Вдарю сильно по басам.

Дайте музыку скорее,

Чтобы слезы на лице,

Моя музыка серее

И не яркая вообще.

Постой со мной…


Постой со мной на краю обрыва.

Проиграет любовь, возьмёт своё сила.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Горний путь
Горний путь

По воле судьбы «Горний путь» привлек к себе гораздо меньше внимания, чем многострадальная «Гроздь». Среди тех, кто откликнулся на выход книги, была ученица Николая Гумилева Вера Лурье и Юлий Айхенвальд, посвятивший рецензию сразу двум сиринским сборникам (из которых предпочтение отдал «Горнему пути»). И Лурье, и Айхенвальд оказались более милосердными к начинающему поэту, нежели предыдущие рецензенты. Отмечая недостатки поэтической манеры В. Сирина, они выражали уверенность в его дальнейшем развитии и творческом росте: «Стихи Сирина не столько дают уже, сколько обещают. Теперь они как-то обросли словами — подчас лишними и тяжелыми словами; но как скульптор только и делает, что в глыбе мрамора отсекает лишнее, так этот же процесс обязателен и для ваятеля слов. Думается, что такая дорога предстоит и Сирину и что, работая над собой, он достигнет ценных творческих результатов и над его поэтическими длиннотами верх возьмет уже и ныне доступный ему поэтический лаконизм, желанная художническая скупость» (Айхенвальд Ю. // Руль. 1923. 28 января. С. 13).Н. Мельников. «Классик без ретуши».

Владимир Владимирович Набоков , Владимир Набоков

Поэзия / Поэзия / Стихи и поэзия
Европейские поэты Возрождения
Европейские поэты Возрождения

В тридцать второй том первой серии вошли избранные поэтические произведения наиболее значимых поэтов эпохи Возрождения разных стран Европы.Вступительная статья Р. Самарина.Составление Е. Солоновича, А. Романенко, Л. Гинзбурга, Р. Самарина, В. Левика, О. Россиянова, Б. Стахеева, Е. Витковского, Инны Тыняновой.Примечания: В. Глезер — Италия (3-96), А. Романенко — Долмация (97-144), Ю. Гинсбург — Германия (145–161), А. Михайлов — Франция (162–270), О. Россиянов — Венгрия (271–273), Б. Стахеев — Польша (274–285), А. Орлов — Голландия (286–306), Ал. Сергеев — Дания (307–313), И. Одоховская — Англия (314–388), Ирландия (389–396), А. Грибанов — Испания (397–469), Н. Котрелев — Португалия (470–509).

Алигьери Данте , Бонарроти Микеланджело , Лоренцо Медичи , Маттео Боярдо , Николо Макиавелли

Поэзия / Европейская старинная литература / Древние книги
Мир в капле росы. Весна. Лето. Хайку на все времена
Мир в капле росы. Весна. Лето. Хайку на все времена

Утонченная и немногословная японская поэзия хайку всегда была отражением мира природы, воплощенного в бесконечной смене времен года. Человек, живущий обыденной жизнью, чьи пять чувств настроены на постоянное восприятие красоты земли и неба, цветов и трав, песен цикад и солнечного тепла, – вот лирический герой жанра, объединяющего поэзию, живопись и каллиграфию. Авторы хайку создали своего рода поэтический календарь, в котором отводилось место для разнообразных растений и животных, насекомых, птиц и рыб, для бытовых зарисовок и праздников.Настоящее уникальное издание предлагает читателю взглянуть на мир природы сквозь призму японских трехстиший. Книга охватывает первые два сезона в году – весну и лето – и содержит более полутора тысяч хайку прославленных классиков жанра в переводе известного востоковеда Александра Аркадьевича Долина. В оформлении использованы многочисленные гравюры и рисунки средневековых японских авторов, а также картины известного современного мастера японской живописи в стиле суми-э Олега Усова. Сборник дополнен каллиграфическими работами Станислава Усова.

Александр Аркадьевич Долин , Поэтическая антология

Поэзия / Зарубежная поэзия / Cтихи, поэзия / Стихи и поэзия