Читаем Возвращение в никуда полностью

Я — рядовой, стандартный получеловек.

И сколько ты себя не мучай,

Душа порочная закончит бег.

Девочка любила красные цветы…


Девочка любила красные цветы,

Мягкие игрушки, смелые мечты.

Девочка искала рыцаря в толпе.

Часто так вздыхала, но держала все в себе.

Лишь однажды утром, проснувшись на кровати,

Девочка сказа: «Больше так нельзя! Все, хватит!»


Повторяла девочка фразы про любовь.

Часто зарекалась, ошибалась только вновь.

Девочка тусила на хате у друзей,

Ярко танцевала, так было веселей.

Лишь однажды утром, проснувшись на кровати,

Девочка сказа: «Больше так нельзя! Все, хватит!»


Девочка любила выходить на променад,

Ела очень много молочный шоколад.

Девочка наивно верила словам.

В жизни все возможно, спасибо чудесам.

Лишь однажды утром, проснувшись на кровати,

Девочка сказа: «Больше так нельзя! Все, хватит!»

Моя любовь плещется, будто вода в стакане…


Моя любовь плещется, будто вода в стакане,

Что так стремится расплескаться,

А иногда летит на аэроплане,

Или стремится вниз сорваться.

Моя любовь застенчиво краснеет,

Молчит и в одиночестве вздыхает.

А иногда как будто бы болеет,

Порой сама себя не понимает.

Моя любовь бывает очень грубой,

Капризной, а бывает злой.

Она бывает просто глупой

И на тепло другим скупой.

Моя любовь так неоднозначна:

Живет во мне благодаря другим.

Она мутна и непрозрачна,

И мы едины, и мы творим.

На самом дне с тобой кричим…


На самом дне с тобой кричим:

«Дай нам покой, мы так хотим!

Не мучай нас, дай свет другим!

Не трогай плоть, мы полетим».


Умрет рассвет, привет закат!

С тобою будем, очень рад!

Наступит ночь, кто не уснул,

Увидит лунный караул.


В объятьях сна лежат тела,

И видят сны, и их ест мгла.

Луна звенит — ночной хрусталь.

Испить ее нельзя, так жаль.


Буди меня ты по утру,

Я помнить сны так не хочу.

Пусть будет день, не будет грез,

Пусть будет боль, и все всерьез.

Тишина ночью в городе огней…


Тишина ночью в городе огней,

Где жизнь стремительно меняет

Объекты быта и людей

И непокорных покоряет.


И звезды смотрят все с небес.

Молчат и озаряют тропы.

Под светом звезд и день воскрес,

Он подарил нам все невзгоды.


Ночная тьма не любит свет

И гонит странников к ночлегу.

Ночь спит с тобою столько лет,

Подговорив тебя к побегу.


Ночное облако, как зонт,

Закроет звезды и прожектор.

И небо ангелов на фронт

Пошлет, чтобы очистить сектор.


Молись, пока еще не спишь.

Солдаты сон твой охраняют.

Во сне, бывает, ты кричишь.

Солдаты-ангелы все знают.


Развеет что-то тишину,

И ты проснешься от испуга,

Но сомневаться ни к чему

Под крылом ангела-друга.

Нет веры вам люди…


Нет веры вам, люди, и вы недостойны.

Доверие более не трогает вас.

И дружбе своей вы непокорны,

И в наглости вашей не прячете глаз.

Нет веры вам, люди, беда не коснется.

Все беды отдали уже вы другим.

И совесть у вас никогда не проснется,

Для вас едино — своим и чужим.

Улетают птицы опять…


Улетают птицы опять,

Оставляя нам свою грусть.

Они снова смогли растерять

Оперенья черного тушь.

Оттолкнувшись от неба крылами,

Пролетят, испугавшись дождей.

Над угрюмо застывшими домами

И под килем воздушных кораблей.


Возвращайтесь, если можете, уходите.

Возвращайтесь, если можете, подождите.

Моя грусть не хочет с ними улетать,

Остается, остается со мной зимовать.


Затаятся в сердце, как в гнездах,

Тени черные крылатых птиц,

Оставляя тишину на погостах,

Чтоб не видеть наблюдателей лиц.

Они снова вернутся со свободой,

Воспарив над простором земли,

Успевая за любой погодой,

Унося с собой чьи-то мечты.


Возвращайтесь, если можете, уходите.

Возвращайтесь, если можете, подождите.

Моя грусть не хочет с ними улетать,

Остается, остается со мной зимовать.

Проснись


Проснись! Пусть новый день тебя разбудит,

Все по-другому, может, будет.

И скинув цепи, ты шагнешь вперед.

Проснись! Не надо больше судеб,

И рок тебя не губит.

И все известное не в счет.


Иди смелее, не сдавайся,

Смотри вперед и улыбайся.

Молчи, не надо лишних слов.

И будь собой, не прогибайся

Ты позитивом запасайся,

Гораздо легче без оков.


Проснись! Пусть все изменится внезапно,

И даже будет непонятно.

Но ты крутись, все будет хорошо.

Проснись! Жизнь бьет неоднократно,

И время не вернешь обратно,

Борьба нужна нам для всего.


Иди смелее, не сдавайся,

Смотри вперед и улыбайся.

Молчи, не надо лишних слов.

И будь собой, не прогибайся,

Ты позитивом запасайся,

Гораздо легче без оков.

За новым поворотом еще одна дорога…


За новым поворотом еще одна дорога,

И в неизвестность мчится тревожная душа.

Надежды все размыты, последняя — на Бога,

Пока еще жива под каплями дождя.

Все небеса закрыты мутной пеленою

И нет светил, чтоб осветить наш путь.

Пропали указатели — взмахни своей рукою,

Куда еще бежать, куда свернуть.

И сердца стук нам скажет: «Живы!» и «Прорвемся!»

И даже, если цели далеки,

Мы все еще успеем и своего добьемся,

Ведь ставки в этой жизни высоки.

Рабочие дни


Рабочие будни, усталость, покорность.

Вечерняя битва желаний и сна.

Скорее домой, на полную скорость,

Где ждут тебя ужин и семья.


Рабочие будни с печалью и болью,

Перейти на страницу:

Похожие книги

Горний путь
Горний путь

По воле судьбы «Горний путь» привлек к себе гораздо меньше внимания, чем многострадальная «Гроздь». Среди тех, кто откликнулся на выход книги, была ученица Николая Гумилева Вера Лурье и Юлий Айхенвальд, посвятивший рецензию сразу двум сиринским сборникам (из которых предпочтение отдал «Горнему пути»). И Лурье, и Айхенвальд оказались более милосердными к начинающему поэту, нежели предыдущие рецензенты. Отмечая недостатки поэтической манеры В. Сирина, они выражали уверенность в его дальнейшем развитии и творческом росте: «Стихи Сирина не столько дают уже, сколько обещают. Теперь они как-то обросли словами — подчас лишними и тяжелыми словами; но как скульптор только и делает, что в глыбе мрамора отсекает лишнее, так этот же процесс обязателен и для ваятеля слов. Думается, что такая дорога предстоит и Сирину и что, работая над собой, он достигнет ценных творческих результатов и над его поэтическими длиннотами верх возьмет уже и ныне доступный ему поэтический лаконизм, желанная художническая скупость» (Айхенвальд Ю. // Руль. 1923. 28 января. С. 13).Н. Мельников. «Классик без ретуши».

Владимир Владимирович Набоков , Владимир Набоков

Поэзия / Поэзия / Стихи и поэзия
Европейские поэты Возрождения
Европейские поэты Возрождения

В тридцать второй том первой серии вошли избранные поэтические произведения наиболее значимых поэтов эпохи Возрождения разных стран Европы.Вступительная статья Р. Самарина.Составление Е. Солоновича, А. Романенко, Л. Гинзбурга, Р. Самарина, В. Левика, О. Россиянова, Б. Стахеева, Е. Витковского, Инны Тыняновой.Примечания: В. Глезер — Италия (3-96), А. Романенко — Долмация (97-144), Ю. Гинсбург — Германия (145–161), А. Михайлов — Франция (162–270), О. Россиянов — Венгрия (271–273), Б. Стахеев — Польша (274–285), А. Орлов — Голландия (286–306), Ал. Сергеев — Дания (307–313), И. Одоховская — Англия (314–388), Ирландия (389–396), А. Грибанов — Испания (397–469), Н. Котрелев — Португалия (470–509).

Алигьери Данте , Бонарроти Микеланджело , Лоренцо Медичи , Маттео Боярдо , Николо Макиавелли

Поэзия / Европейская старинная литература / Древние книги
Мир в капле росы. Весна. Лето. Хайку на все времена
Мир в капле росы. Весна. Лето. Хайку на все времена

Утонченная и немногословная японская поэзия хайку всегда была отражением мира природы, воплощенного в бесконечной смене времен года. Человек, живущий обыденной жизнью, чьи пять чувств настроены на постоянное восприятие красоты земли и неба, цветов и трав, песен цикад и солнечного тепла, – вот лирический герой жанра, объединяющего поэзию, живопись и каллиграфию. Авторы хайку создали своего рода поэтический календарь, в котором отводилось место для разнообразных растений и животных, насекомых, птиц и рыб, для бытовых зарисовок и праздников.Настоящее уникальное издание предлагает читателю взглянуть на мир природы сквозь призму японских трехстиший. Книга охватывает первые два сезона в году – весну и лето – и содержит более полутора тысяч хайку прославленных классиков жанра в переводе известного востоковеда Александра Аркадьевича Долина. В оформлении использованы многочисленные гравюры и рисунки средневековых японских авторов, а также картины известного современного мастера японской живописи в стиле суми-э Олега Усова. Сборник дополнен каллиграфическими работами Станислава Усова.

Александр Аркадьевич Долин , Поэтическая антология

Поэзия / Зарубежная поэзия / Cтихи, поэзия / Стихи и поэзия