Читаем Вперед, в прошлое (СИ) полностью

Выйдя из здания международного аэропорта в Лос-Анджелесе, Гейл полной грудью вдохнул родной раскаленный воздух. Градусник напротив показывал, как обычно, запредельные 45 градусов. Влажность клубилась в воздухе, оседая в волосах, и оставляя следы на темно-синей спортивной рубашке.



Прошло ровно полгода с того момента, когда Гейл последний раз был дома. Ничего не изменилось. Все было таким же привычным, знакомым и постоянным. Ощущение дежавю заполнило грудь.



— Дом, милый дом! – буркнул себе под нос Гейл и, закинув на плечо спортивную сумку, двинулся в сторону стоянки такси.



Последний месяц пролетел незаметно, в постоянной спешке. Несколько дней назад закончились съемки заключительных серий «Тайного круга», и Гейл оказался официально безработным. Снова. Он был предельно собран и спокоен, пока сценаристы решали, как лучше умертвить его героя, безропотно воплотил в жизнь их замысел и пафосно скончался на радость продюсерам и величайшему сожалению домохозяек.



Жизнь снова сделала виток и вернула его на исходную позицию. С одной стороны, это была возможность все начать сначала, а с другой, означало еженедельные кастинги, куча сценариев, звонки, притирки, новые люди и, возможно, новый город, если не страна.



Усевшись в такси, Гейл назвал водителю свой адрес и устало откинулся назад, прикрывая глаза. Привыкнуть после менее влажного Ванкувера к адскому пеклу Лос-Анджелеса было сложно. Конечно, сейчас в Канаде тоже было жарко, но их климату было далеко до Калифорнии. Гейл все еще помнил, как первый раз прилетел в Канаду в далеком 2000 году. Как тяжело переносил тамошние холодные зимы, стараясь урвать толики тепла от жадного, неприветливого солнца, как ночами не мог согреться, мечтая о жарком солнце южного штата. Но постепенно Гейл научился мириться с частыми акклиматизациями и переменами мест. Жизнь актера, кто бы что не говорил, не всегда устлана розами. Если был проект, а значит любое место, в котором он создавался, становилось домом. А Гейл был не из тех, кто жалуется. Не существовало ничего такого, с чем не могла справиться бутылка пива и хороший косячок. Ведь жизнь слишком странная и непостоянная штука, чтобы пытаться сражаться с ней там, где она становилась в позу.



Вот и Гейл предпочитал приспосабливаться к обстоятельствам вместо того, чтобы доказывать кому-то свои права и убеждения. В любом случае, это никого не волновало. Большинство людей считало, что странность Гейла Харольда граничит с безумием, сам же Гейл предпочитал думать, что жить в сумасшедшем мире, выдавая себя за нормального, может либо дурак, либо маленький ребенок, а он не относил себя ни к тем, ни к другим. Так что пока они с сукой-жизнью шли на равных. Его странность компенсировалась ее идиотизмом, и плевать, что каждый день его ждали испытания на прочность. Гейл всегда умел достойно ответить провокаторам, а подобное являлось хоть и хрупким, но все же равновесием. Если жизнь предъявляла ему фигу, то он с удовольствием демонстрировал ей в ответ известную фигуру из трех пальцев, и продолжал двигаться вперед, в надежде, что упорство уложит на лопатки сомнения.



И вот, в очередной раз, он вернулся домой, где с каждого угла ему теперь скалится отвратительна физиономия внутреннего скептика, ехидно посмеивающегося: «Я знал, что ты облажаешься…».



Теперь оставалось только снова взять собственную жизнь под контроль.



***



Через полчаса такси остановилось около двухэтажного, утопающего в зелени особняка. Рассчитавшись с водителем, Гейл взбежал по ступенькам и ворвался в прохладный холл своего обиталища.



Как же хорошо все-таки оказаться дома!



Бросив сумку у двери, Гейл привычным жестом нажал мигающую кнопку автоответчика, и устоявшуюся тишину нарушил знакомый, радостный голос Скотта Лоуэлла:



- Привет, старик! Знаю, что ты еще даже не приземлился, но спешу сообщить, что сегодня мы ждем тебя в «Бэверли». Пит в городе и ужасно хочет встретиться. Ты в курсе, что ребята все еще не простили тебе Кёльн? Так что в твоих интересах явится и получить свое сполна. Давай, в восемь вечера. Есть о чем поговорить. До скорого!



Гейл широко улыбнулся, бросая взгляд на часы. Сейчас одиннадцать утра. Сообщение было записано в девять. Скотти всегда сама любезность.



Гейл действительно хотел встретиться со старыми друзьями и совершенно точно собирался это сделать, но в данный момент ему позарез необходимы холодный душ, пара пива и, возможно, отличный косяк, чтобы, наконец, расслабиться и смириться с тем, что он снова пополнил ряды безработных актеров.



Ни то, чтобы Гейл думал, что предложений сниматься не будет – их появится достаточно. Но, если учесть его собственные «закидоны» на выборе роли, то это точно займет некоторое время.



Улыбнувшись собственным мыслям, Гейл было направился на кухню за бутылкой «Будвайзера», но раздавшийся из динамика автоответчика очередное сообщение отбросило его на много лет назад. Этот голос заставил Гейла буквально застыть на месте, не веря собственным ушам.



Перейти на страницу:

Похожие книги

Том 2: Театр
Том 2: Театр

Трехтомник произведений Жана Кокто (1889–1963) весьма полно представит нашему читателю литературное творчество этой поистине уникальной фигуры западноевропейского искусства XX века: поэт и прозаик, драматург и сценарист, критик и теоретик искусства, разнообразнейший художник живописец, график, сценограф, карикатурист, создатель удивительных фресок, которому, казалось, было всё по плечу. Этот по-возрожденчески одаренный человек стал на долгие годы символом современного авангарда.Набрасывая некогда план своего Собрания сочинений, Жан Кокто, великий авангардист и пролагатель новых путей в искусстве XX века, обозначил многообразие видов творчества, которым отдал дань, одним и тем же словом — «поэзия»: «Поэзия романа», «Поэзия кино», «Поэзия театра»… Ключевое это слово, «поэзия», объединяет и три разнородные драматические произведения, включенные во второй том и представляющие такое необычное явление, как Театр Жана Кокто, на протяжении тридцати лет (с 20-х по 50-е годы) будораживший и ошеломлявший Париж и театральную Европу.Обращаясь к классической античной мифологии («Адская машина»), не раз использованным в литературе средневековым легендам и образам так называемого «Артуровского цикла» («Рыцари Круглого Стола») и, наконец, совершенно неожиданно — к приемам популярного и любимого публикой «бульварного театра» («Двуглавый орел»), Кокто, будто прикосновением волшебной палочки, умеет извлечь из всего поэзию, по-новому освещая привычное, преображая его в Красоту. Обращаясь к старым мифам и легендам, обряжая персонажи в старинные одежды, помещая их в экзотический антураж, он говорит о нашем времени, откликается на боль и конфликты современности.Все три пьесы Кокто на русском языке публикуются впервые, что, несомненно, будет интересно всем театралам и поклонникам творчества оригинальнейшего из лидеров французской литературы XX века.

Жан Кокто

Драматургия