Время политики

Ясно, что это не пресловутые «вести с полей» и не прочие «достижения народного хозяйства». Кому это интересно! По-настоящему хорошие новости для «нас» – это плохие новости о «других». «Только хорошие новости» – это новости о том, что у одного соседа сгорел гараж, а у другого – протекла крыша.

А «правда» – да, относительна и условна.

Да, у каждого поколения существуют свои конвенции относительно «правды».

И для каждого поколения, представленного своим большинством, правда своя.

Но и в каждом поколении существует также и меньшинство, чья правда, резко и не всегда безнаказанно для ее носителей отличающаяся от правды большинства современников, становится правдой для большинства, но уже в последующих поколениях.

И без особых академических спекуляций понятно, что представления о правде и лжи не только исторически изменчивы, но и даже в контексте одного поколения одного общества они всегда конвенциональны.

Поэтому речь и должна идти об этих конвенциях. О том, почему именно МЫ понимаем это именно ТАК. А уж заодно не мешало бы договориться о том, кто такие в данном случае «мы». И почему для нас так насущно говорить именно об этом именно сейчас и именно здесь.

Глубина залегания

Бывший телеведущий, а ныне видный политический деятель при должности однажды, что называется, сказанул: «Не могу не заметить удивительный парадокс: люди, являющиеся внуками и правнуками тех, кто рушил наши храмы, выскочив из-за черты оседлости с наганом в семнадцатом году, – сегодня их внуки и правнуки, работая в разных других очень уважаемых местах – на радиостанциях, в законодательных собраниях, – продолжают дело своих дедушек и прадедушек».

Это, мягко говоря, экстравагантное высказывание возмутило многих, и возмутило вполне справедливо.

Всегда интересно: на какой минуте яростного спора или кухонной свары у человека на коже выступит ядовитая испарина, а на губах – розовая пена? В какой момент вылезут наружу «жидовские морды», «русские свиньи», «черномазые обезьяны», а также «грязные итальяшки», «хохлы», «косоглазые китаёзы», «чудь белоглазая» и прочая «немчура»?

А это у кого как. У полуграмотной тети Веры, соседки по коммуналке времен моего детства, – минут через десять. У высокопросвещенного депутата, потомка славного рода, – значительно позже. Потому что у него вся эта гадость, неряшливо заваленная неоформленными фрагментами так и не усвоенной цивилизованности, зарыта поглубже. Позже, да – но, увы, неизбежно.

И – что вы, право, – он никогда не опустится до употребления таких дурных слов, как, например, «пархатые». Для выражения той же самой идеи, какой постоянно была вооружена бесхитростная тетя Вера, он, человек просвещенный, прочитавший кое-какие книжки, упомянет о чем-нибудь таком, о чем тетя Вера даже никогда и не слышала. Например, о «черте оседлости». А что, вполне респектабельно.

Многие, очень многие панически боятся современности, которая, как им кажется, резко вышибает из-под них шаткую табуретку. И в этом ужасе они хватаются за что попало. За «традиции», за «устои», за поверхностно-косметические признаки религии, за «славную историю», за никем не сформулированные, а потому и особенно соблазнительные «национальные интересы».

Самые и даже не самые простые граждане по любому поводу включают категорию «национального» как универсальный ответ на все непростые вопросы, облегченно оправдывая «национальным» любые тупость и подлость «своих» и с той же мерой убедительности объясняя тем же самым то же самое у «чужих», а точнее, у тех, кого им для простоты картины мира удобно таковыми считать.

Попытка – необычайно живучая в силу своей обезоруживающе соблазнительной простоты – объяснять все явления, события, общественные или художественные процессы современности в первую очередь «национальным» строится прежде всего на столь же устойчивой, сколь и абсолютно не работающей в наши дни аксиоматике. То есть на убежденности в том, что этническое происхождение того или иного действующего лица играет главную роль в причинно-следственных связях его убеждений, высказываний, поступков и намерений.

Эта логика кажется несокрушимой лишь ее носителям. Но рушится она от первого же щелчка.

Логическое построение типа «в правозащитном движении очень много людей с нерусскими фамилиями. Следовательно, правозащитное движение вредно. И прежде всего оно вредно для людей с русскими фамилиями», кажущееся кому-то вершиной логики, ничем не убедительнее, чем построение, так сказать, обратное: «Почему же в таком благородном и необходимом деле, как правозащитное движение, так мало людей с русскими фамилиями, притом что людей с русскими фамилиями в нашей стране большинство? Неужели люди с русскими фамилиями столь равнодушны к своим гражданским правам и свободам?»