Но я за все расписываюсь лично.
Пришла пора пронзительности дней.
Пронзают солнце, штили, ветры, грозы
И молнии, что посланы не мне,
Но бьют в глаза, по нервам, словно розги.
И жгут нутро, как медленный палач.
Стерплю, скоплю, перенаправлю в струны
Моих тысячевольтных передач
Застенкам, в души, где темно и трудно.
Замру в букетax-взрывах черных трав,
Очнусь и опишу фонтаны радуг,
Оставленный младенцем умирать,
Я расскажу о том, как умиралось.
Земля и небо - словно жернова,
Мучение меж теми жерновами,
Но радость - хлеб бесплатно раздавать
И печься, возрождаясь, раздавая.
Пускай распят и на кресте дорог,
И на дорогах, без креста ведущих
Толпу из толстокожих недотрог,
Кто был крещен перстами равнодушья,
Но каждой жизни первый крик о ней,
И каждый выдох, смертный и досрочный,
Я опишу, и будет опись дней,
Чтоб память-вор не выкрала ни строчки.
После грозы
Птицы чёрными нотами сорваны
С проводов, тихий дождь пошёл,
И, завёрнут скрипичною вздорностью,
В небо палец торчит большой,
Все листы перевёрнуты, сыграны,
И шипит на спираль игла,
Тишина из шуршания выткана,
Наступила молчанья власть.
А за тридевять лет обожаемы,
Смолкли струны, грозой сгорев,
Что к груди со смычками прижатые,
Повторяют нательный крест.
Последняя коррида Барселоны
1.
Барселона, прощайся с корридой.
Коррида, а ты - с Барселоной.
Она победила с акридами,
К мёду вегетарианства склонна.
И я прощаюсь с городом
И уезжаю, горд -
Вонзавший шпагу в горбную
Холку судьбы матадор.
2.
Ничтожен шанс прощенье заслужить -
Трибуной, Presidente был обруган.
Твой тёплый труп, как прожитую жизнь,
Проволокут торжественно по кругу.
Обманутый свободой на песке
В пределах - цирковой для Рима номер...
Очередной, поверил, что в руке
Убийцы - знамя, и ничто иное.
Прощённым ты не станешь, племенным
Не передашь ни силу и ни правду
Потомству. Нынче в складках временных
Те племена, что множатся кастратом.
3.
Прощай надолго, стадион,
Кафе и шансонье старанья.
Вы - цели для быка, а он
Вас поражает, умирая.
Храните ценностей лицо,
Кладите лучшее на плаху -
Те яйца с будущим птенцов
Христа во имя и... Аллаха.
4.
Коррида! Ты останешься в душе
С добром быка, с тореодором века.
Прощай, проклятый город, мир вообще -
Где бык не отличим от человека.
Послесловие
Сибирь обогатилась Митей,
Дурдом - Иваном, а Алёшей -
Та жизнь, где мазаны все мiром,
Одним - для скверных и хороших,
Сменилась пара Александров,
Потом отрёкся Николашка,
17-й, совок, соцмантры,
Портретились генсеков ряшки,
Торчали Миша, Боря, Вова
И череда из кегебешных.
Какой-то век, а всё хреново,
Но за окном апреля внешность,
И плакать хочется навзрыдно,
Увидев внутренностей осень,
А братья те, обнявшись в рифму,
Роднёю в прошлое уносят
Подальше от веков угрюмых,
Где Лёши богочтят оковы,
В шизах Митяи, Вани в тюрьмах -
Веков с названьем "смердяковье".
Посылка
Уплотнён, упакован в пальто,
Над которым бечёвкою жертвы
Спит пушистый удав, а картон
Жёсткой шляпы - для передвиженья
В обстоятельствах тряски мозгов,
Перекладки случайных ударов,
Я - посылкою в зиму, а год
Назначает и время, и тару.
Неподарок в посылке, трепло
Тихим ходом, почтовым отсталым.
От двери, где камин и тепло,
Два шага и чуть больше квартала
До сосулек, чей капельный гимн
С крышеваньем весенним повсюден.
Предоплачен на адрес пурги,
Предоплакан ноябрьским занудным
Моросящим, а не проливным -
Тем осадком на дне у недели.
Почтальон! Потеряй до весны
И найди меня только в апреле.
Правда Страстного четверга
Иоанн не солгал, а Матфей, Марк и Лука предали Иисуса ложью о нём
И три раза, друзей оставляя,
Отходил и молился один,
Возвращаясь, троим удивлялся -
В безмятежии сна находил.
Но оливы внимали, скорбящи,
Иисусу, просившему высь:
"О, отверзни уста мне у чаши -
Клеветы опровергнуть, молвы".
Иоанн спал и Пётр, и Иаков...
Блудословил обратное, ложь
Предающий, кто злу одинаков.
От Матфея ли это пошло?
Словомудрие крестных парадов,
Фарисейская книжная речь.
Узнавайте, живые, о правде
От людей на кресте, на костре.
Представителю когда-то общего вида
У синусоиды - и красота, и польза,
Расчёт виляний, такт как частота.
Красиво научившемуся ползать
Не нравится учащийся летать.
И крен его заметен, и полёта
Непредсказуемость пугает, злит;
А плоский грунт, пусть несколько заплёван,
Но от него идёт тепло земли.
Друг друга не понять. Разбито блюдце
Как общее у плинтуса. Теперь
Тот, взмывший, претерпел от эволюций,
Другой остался на земле терпеть.
Прекрасное осеннее настроение
Октябрь очередной в тюрьме,
Где жёлты мысли, лица, своды.
Но надоело о дерьме,
Уйду в погоду.
А там... осеннего дерьма
С великолепием - навалом:
Не день, не вечер, полутьма
Полуподвала.
Сползает вечер день за днём,
Вползает ночь за ночью в память.
Уют под мокрой простынёй
Ногами в камень.
И листья - жёлтые зверьки -
Шуршат, в углах сбиваясь в кодлы,
А вертухаи-сквозняки -
Поддверны, подлы.
Жизнь за порогом холодна,
А хмель её в постсриптум воткнут,
Напосошок она одна -
Как рюмка водки.
Признак пришельца
Признак у пришельца с альфы Лиры* -
Пламя, автогенное дыханье.
Явно не от мира, но для мира
В странных генах - жечь его стихами
И соединять слова по кромкам
В целое, что силой больше танка,
Поднимать восстания и брови,
Поднимать уныние в атаку,
До последней капельки пропана
авторов Коллектив , Владимир Николаевич Носков , Владимир Федорович Иванов , Вячеслав Алексеевич Богданов , Нина Васильевна Пикулева , Светлана Викторовна Томских , Светлана Ивановна Миронова
Документальная литература / Биографии и Мемуары / Публицистика / Поэзия / Прочая документальная литература / Стихи и поэзия