Вторая рука

– Угу, – кивнул я. – Но есть шанс, что он снова затеял такую же аферу где-то еще и по-прежнему использует тот же список. Ведь он забрал его с собой, когда уходил. Если мы сумеем выяснить, что это за список, мы можем попробовать обратиться к людям, которые в нем присутствуют, с фамилиями, начинающимися на буквы от «А» до «К» и от «П» до конца алфавита, и выяснить, не получали ли они в последнее время подобных писем. Потому что если да, на письмах будет адрес, куда высылать деньги. И там, по этому адресу, мы, возможно, найдем мистера Эйша.

Чарлз сложил губы трубочкой, будто собирался присвистнуть, но вместо этого вздохнул.

– Что ж, по крайней мере мозги у тебя не пострадали, – сказал он.

«Да боже мой, – подумал я, – я ж нарочно заставляю себя думать, чтобы отвернуться от пропасти. Я разбит в щепки… я никогда уже не буду прежним». С моими логическими, аналитическими способностями все было в порядке, но то, что зовется душой, болело и умирало.

– И еще этот полироль, – сказал я. В кармане у меня так и лежала бумажка, которую Чарлз дал мне неделю назад. Я достал ее и положил на стол. – Если список рассылки тесно связан с идеей особого полироля, значит для достижения наилучших результатов необходим полироль. Не так уж много частных лиц заказывают полироль ящиками в мелкой расфасовке в неподписанных банках и белых коробочках. Можно попросить фирму-производителя дать нам знать, если поступит новый заказ. Существует некая вероятность, что Эйш снова обратится в ту же фирму, пусть и не сразу. Он должен понимать, что это опасно… но, возможно, он дурак.

Я устало отвернулся. Подумал о виски. Пошел и налил себе внушительную порцию.

– Пьянствуешь? – осведомился из-за спины Чарлз самым оскорбительным тоном, на какой был способен.

– Нет, – процедил я сквозь зубы.

Я всю неделю не пил ничего, кроме воды и кофе.

– Ты впервые в жизни ушел в запой?

Я оставил стакан нетронутым на подносе для напитков и развернулся. Чарлз смотрел холодно и недобро – совсем как в те времена, когда мы встретились впервые.

– Хватит чушь пороть! – бросил я.

Он чуть приподнял голову.

– Есть контакт! – насмешливо заметил он. – Смотрю, твоя гордость никуда не делась.

Я поджал губы, развернулся к нему спиной и принялся вливать в себя виски. Через некоторое время я заставил себя расслабить кое-какие зажатые мышцы и сказал:

– Так у вас ничего не выйдет. Я вас слишком хорошо знаю. Вы используете оскорбления как рычаг, чтобы поддеть человека и заставить его раскрыться. Вы со мной такое уже проделывали в прошлом. Но на этот раз ничего не выйдет.

– Если найду подходящий рычаг, – сказал Чарлз, – я пущу его в ход.

– Выпить хотите? – спросил я.

– Ну, раз ты спрашиваешь, то да.

Мы сели в кресла друг напротив друга. Наши отношения, несмотря ни на что, оставались прежними. Я рассеянно размышлял о том о сем, стараясь избегать мучительных воспоминаний.

– Знаете что, – сказал я, – а ведь нам вовсе незачем бегать с этим списком, пытаясь выяснить, чей он. Можно же спросить у самих адресатов. Вот у них. – я кивнул на стопку писем на «М». – Надо просто спросить нескольких людей, какие рассылки они получают. Если опросить некоторое количество, со временем непременно обнаружится общий знаменатель.

Когда Чарлз уехал к себе в Эйнсфорд, я принялся бесцельно блуждать по квартире, избавившись от галстука и пиджака и пытаясь рассуждать логически. Я говорил себе, что на самом деле ничего особенного не случилось: Тревор Динсгейт просто пустил в ход множество страшных угроз, чтобы заставить меня прекратить делать то, за что я даже не брался. И все же я никак не мог избавиться от чувства вины. Ведь с тех пор, как он заявил о себе, с тех пор, как я понял, что он что-то замышляет, я мог бы его остановить – и не сделал этого!

Если бы он не выставил меня из Ньюмаркета так решительно, я бы, по всей вероятности, и до сих пор тыкался наугад, даже не будучи уверен, есть ли там что искать, до тех пор как в «Гинеях» Три-Нитро притащился последним. «Зато, – подумал я, – я сейчас был бы там, уверенный и дотошный, а из-за его угроз меня там нет».

Я мог называть свое отсутствие благоразумием, здравомыслием, единственно возможным образом действий при данных обстоятельствах. Мог подыскивать обоснования и отговорки. Мог сказать, что я не стал бы делать ничего, что и так уже не делает Жокей-клуб. Однако я раз за разом возвращался к убийственной истине: меня там нет потому, что я струсил.

Вернулся Чико со своей тренировки по дзюдо и снова принялся допытываться, где же меня носило; но я и ему ничего не сказал, по той же самой причине, хотя и понимал, что Чико не станет презирать меня так сильно, как презираю я сам себя.

– Ладно-ладно, – сказал он наконец. – Молчи сколько влезет, посмотрим, чем это кончится. Где бы ты ни был, ежу понятно, что дело плохо. Достаточно на тебя посмотреть. Будешь держать все в себе – это добром не кончится!

Тем не менее я всю жизнь держал все в себе. Еще с детства приучился. Это была защитная реакция, стена, за которой я спасался от мира. Этого уже не изменить.