Вторая рука

Генри Трейс кивнул. Проводить вскрытие прямо здесь было невозможно: запах крови остался бы в помещении на много дней и пугал бы других лошадей, которых сюда приводят. Ждать пришлось не так долго: подъехал грузовик с лебедкой, коня погрузили, и мы все поехали вслед за грузовиком на ньюмаркетскую бойню, где лошади, погибшие от болезней и травм, разделывались на собачьи консервы. Небольшое, гигиеничное заведение, очень чистое.

Кен Армидейл раскрыл сумку, которую захватил с собой, и протянул мне моющийся нейлоновый комбинезон, такой же, какой был на нем самом, чтобы надеть поверх брюк и рубашки. Лошадь лежала в квадратном помещении с белеными стенами и бетонным полом. В полу были устроены канавки и сток. Кен отвернул кран – из шланга, лежащего рядом с лошадью, хлынула вода, и он натянул длинные резиновые перчатки.

– Ну что, готовы? – спросил он.

Я кивнул, и он сделал первый длинный разрез. В течение следующих десяти минут невыносимее всего, как и в предыдущие разы, была вонь. Но Кен, казалось, не замечал ее, продолжая методично рыться во внутренностях лошади. Вскрыв грудную клетку, он извлек из нее легкие вместе с сердцем и перенес всю эту груду на стол, стоящий у единственного окна.

– Странно… – сказал он через некоторое время.

– В чем дело?

– Взгляните сами.

Я подошел к ветеринару и посмотрел на то, на что он указывал, но, не обладая его знаниями, увидел только окровавленный шматок мяса с какими-то сероватыми прожилками.

– Это сердце? – спросил я.

– Оно самое. Вы поглядите на эти клапаны! – Кен обернулся ко мне, нахмурился. – Он умер от болезни, которой у лошадей не бывает. – И добавил, поразмыслив: – Какая жалость, что мы не могли взять прижизненный анализ крови!

– У Генри Трейса стоит еще один жеребец с той же болезнью, – сказал я. – Можете взять анализ у него.

Кен, склонившийся над сердцем, распрямился и посмотрел на меня в упор.

– Сид, – сказал он, – объясните-ка мне, что к чему. И пожалуй, лучше не здесь, а на свежем воздухе.

Мы вышли на улицу. Там в самом деле было намного лучше. Кен стоял и слушал. Все перчатки и весь перед комбинезона у него были в крови. А я боролся со страхами у меня в голове и рассказывал, стараясь не проявлять эмоций.

– Всего их таких четверо… было четверо, – сказал я. – Тех, о ком я знаю. Все это были лошади высшего класса, фавориты «Гиней» и дерби. Такого вот уровня лошади. Лучшие из лучших. Все они из одной конюшни. Все прибывали на «Гинеи» в наилучшей форме, стартовали фаворитами и безнадежно проигрывали. Все примерно в этот момент страдали от слабой вирусной инфекции, но заболевание проходило само собой. У всех со временем обнаружились шумы в сердце.

Кен сурово нахмурился:

– Дальше?

– Во-первых, Бетесда, которая участвовала в «Тысяче гиней» два года тому назад. Ее отправили на племя, она пала от сердечного приступа этой весной, когда жеребилась.

Кен шумно выдохнул.

– Теперь вот этот, Глинер. – я указал туда, где лежала лошадь. – Он был фаворитом «Гиней» в прошлом году. А потом у него развились серьезные проблемы с сердцем, и артрит вдобавок. Еще один жеребец Генри Трейса, Зингалу, вышел на скачку полностью подготовленным, а после скачки буквально на ногах не стоял от усталости.

Кен кивнул:

– Ну а четвертый?

Я посмотрел на небо. Небо было голубое и чистое. «Это самоубийство!» – подумал я. Снова перевел взгляд на Кена и сказал:

– Три-Нитро.

– Сид! – Кен был в шоке. – Это же было всего десять дней назад!

– И что с того? – спросил я. – Так что же с ними?

– Мне нужно сделать кое-какие анализы для полной уверенности, – сказал он. – Но то, что вы описываете, – вполне типичные симптомы, и такие сердечные клапаны ни с чем не спутаешь. Эта лошадь умерла от свиной краснухи. Такой болезнью болеют только свиньи.

– Так, – сказал Кен, – это сердце надо сохранить как вещественное доказательство.

– Хорошо, – ответил я. «О господи…»

– Возьмите, пожалуйста, один из этих пакетов, ладно? – попросил он. – И подержите его раскрытым. – Он положил сердце внутрь. – Надо будет потом подъехать к нам в институт. Я тут подумал… У меня там точно были какие-то статьи по поводу краснухи у лошадей. Можем их поднять, если хотите.

– Хорошо, – ответил я.

Он стянул с себя окровавленный комбинезон.

– Жара плюс физическая нагрузка, – сказал Кен. – Вот что его добило. Смертельное сочетание, когда сердце в таком состоянии. Если бы не это, он бы мог прожить еще много лет.

«Издевка судьбы!» – с горечью подумал я.

Ветеринар все упаковал, и мы поехали обратно к Генри Трейсу. «Анализ крови у Зингалу? Без проблем», – сказал он.

Кен взял так много крови, что в ней можно было утопить крейсер, – или мне так показалось. Но с другой стороны, что такое литр крови для лошади? У нее этой крови несколько ведер! Мы с благодарностью приняли предложенный Трейсом виски, чтобы взбодриться, а потом отправились со своими трофеями в Институт конских болезней, расположенный на Бери-роуд.

Кабинет Кена был небольшим закутком, примыкающим к огромной лаборатории. Кен отнес мешок с сердцем Глинера в раковину и сказал, что сейчас смоет остатки крови.