Западноевропейский сонет XIII-XVII веков. Поэтическая антология

Разлуки хмурая, глухая ночь[189]
Густою тьмой обволокла мне день —
Ведь очи Стеллы, что несли мне день,
Сокрылись и оставили мне ночь;

И каждый день ждет, чтоб настала ночь,

А ночь в томленье призывает день;
Трудами пыльными замучит день,
Исполнена безгласных страхов ночь;

Вкусил я зло, что дарят день и ночь;

Нет ночи непроглядней, чем мой день,
И дня тревожней, чем такая ночь;
Я знаю все, чем плохи ночь и день:
Вокруг меня зимы чернеет ночь,
И жжет меня палящий летний день.

94

О горе, все слова — в твоей лишь воле,
Ведь это твой мрачит мне разум яд,
Да так, что внутрь устремленный взгляд
Не может различить пределы боли.

Так погорюй (ты можешь!), и поболе

О той душе, в которой ныне ад,
Где мысли все о гибели твердят
И кличут смерть, незванную дотоле.

Но если не одаришь словесами

Раба, что недостоин бытия, —
Оплачь себя горючими слезами:
Хоть и течет в несчастье жизнь твоя,
Погибнешь ты (сравнимся ли скорбями!),
Живя в таком несчастии, как я.

108

Когда беда (кипя в расплавленном огне)
Прольет на грудь расплавленный свинец,
До сердца доберется наконец,
Ты — свет единственный в моем окне.

И снова в первозданной вышине

К тебе лечу, как трепетный птенец,
Но горе, как безжалостный ловец,
Подстережет и свяжет крылья мне.

И говорю я, голову склонив:

Зачем слепому ясноликий Феб,
Зачем глухому сладостный мотив,
И мертвому зачем вода и хлеб?
Ты в черный день — отрада мне всегда,
И в радости лишь ты — моя беда.

Эдмунд Спенсер

ИЗ ЦИКЛА «АМОРЕТТИ»[190]

1

Блаженны вы, страницы, ибо вам,
Дрожащим, как рабы при властелине,
Дано прильнуть к лилейным тем рукам,
В которых жизнь моя подобна глине.

Блаженны строки, что в своей пустыне

Я кровью сердца напитал сполна,
Когда двум светочам — глазам богини —
В них будет мука смертная видна.

Блаженны рифмы, взятые со дна

Священных вод на склонах Геликона,
Коль милостива будет к ним она,
Мой хлеб души и благость небосклона.

Стихи мои, угодны будьте ей!

Что мне за дело до иных судей.

5

Сочли вы слишком гордой и надменной
Любимую, но это — оговор.
Достоинство, что для меня бесценно,
Ей ставят недостойные в укор,

Затем что лик ее дает отпор

Обману, грязи, низости, навету.
Она приковывает всякий взор,
Для взоров дерзких холодом одета.

Ей к чести гордость и надменность эта —

Они и щит невинности, и знак,
И безмятежность, словно знамя света,
Над милой реет, да смутится враг.

Все лучшее, что в мире есть, едва ли

Без гордости подобной создавали.

15