Западноевропейский сонет XIII-XVII веков. Поэтическая антология

Какие б там ограды и замки
Родня твоя ни выдумала, Ана,
Клянусь, я в сердце вражеского стана
Проник бы, что

мне пули и клинки!

Но вот гулянья эти у реки,

Да по утрам, да в пелене тумана,
Пускай ты в эту стынь уж так румяна,
Что вы с Авророй прямо двойники,

Нет, нет, уволь, — я знаю: март лукавый

Нагие тщится долы и дубравы
Отъять у хладной (вроде так?) зимы,

Но эти живописные боренья

Горячкой, друг мой, дарят и мигренью
И громоздят могильные холмы.

* * *

Оделся перво-наперво, потом,
На хлеб навьючив жареного сала,
Поел — уж так оно благоухало,
Не то б совсем казалось янтарем.

А ну как этот день, когда бритьем

Казнюсь, и вот наваха заплясала;
Наполируй-ка, брат, мои сусала, —
Ну чем не рай, с таким-то стригалем!

А уж в обед я растянусь на травке,

И тут, как говорится, для поправки
Невредно и хлебнуть… Смотри, Гаспар,

Не лучше ль вековать простолюдином,

Чем во Дворце, на полпути к сединам,
Внезапно встретить гибельный удар?

* * *

Так ты считаешь, Фабьо, что узор
В ладони наши врезавшихся линий
Предскажет нам и божьи благостыни,
И божий гнев? Ну до каких же пор

Мусолить нам плебейский этот вздор,

Подобно черни хныча о судьбине, —
Пойми, в руках у нас (не в паутине
Морщин!) и слава наша, и позор.

Пускай ты не король, но ты как дома

И во дворце. Да при твоем-то счастье
Державные нужны ли чудеса?

Ты над собой и так не знаешь власти,

И чем тебя ни потчуй небеса,
Тебе как будто все уже знакомо.

* * *

Творец! Решил до смертного конца
Я вечный пост блюсти на свете белом,
Раз бедность мне единственным уделом
Дана, — судьба несчастного истца.

И все же я спросить тебя, Творца,

Решил, истаявший душой и телом:
Твой голос, внятный неземным пределам,
Слабей, чем голосок судьи-лжеца?

Что

проку в добродетели невинной,Когда судья в тебя с любезной миной
Свои запустит когти без стыда?

О век, ты раболепнее рабыни!

Нет дураков, чтобы судиться ныне,
Коль приговор известен до суда!

* * *

Вот, Нуньо, двух философов портреты:
Один рыдал и хохотал второй
Над бренною житейскою игрой,
Чьи всюду и во всем видны приметы.

Когда бы я решил искать ответы

Вдали от этой мудрости и той —
Чье мненье мне служило бы звездой?
Из двух — какая сторона монеты?

Ты, видящий повсюду только горе,

Мне говоришь, что в трагедийном хоре
Пролить слезу — утеха из утех.

Но, зная, что слезами не поможешь

Добру и зла вовек не уничтожишь, —
Я, не колеблясь, выбираю смех.

* * *