Зет

Большие комнаты, где они жили вместе, с окнами, открытыми ветру и солнцу, просторные комнаты, где не было ни единого паука, никакого намека на плесень, — этот дом, ее тело, опускали в землю. В этих комнатах на протяжении многих лет она наблюдала по утрам, как вставало солнце из-за силуэтов соседних домов, из-за лесной чащи волос женщины, которая проводила тут ночь. Здесь душа свила себе гнездо, устроила свой очаг, создала дом, милый ей и другим. Теперь на его месте гулял ветер. Дом вытеснял прежде определенное количество воздуха, частицы которого снова сцепились между собой. Дом, пришедший в негодность, уходил в землю, туда, откуда появились первые материалы для его постройки; обломки, оставшиеся после сноса, не подлежащие продаже, возвращались в землю. И горе души было беспредельным, когда она видела, как земля присваивает себе ее очаг, большие комнаты, открытые окна, этот дом — улица храма Тезея, 7.

Так, в эту последнюю минуту, думала удрученная душа, я теряю тебя и больше никогда не увижу, не услышу твой голос, передававший то, что я чувствовала, не коснусь прекрасного тела, твоих рук, обнимавших кипарисы, не смогу ощущать твои нервы — провода для электрификации мира; так я теряю тебя, и не говори, будто неправда, что мы жили. Вдруг земля, поглощающая тебя, заглотит и меня. Я поднимаюсь выше, сама того не желая, лечу все выше и выше. Мы исчезаем.

Корабли с севера, вы уплыли бесследно, огонь, ты сжег, не оставив после себя золы, а ты, мой дом, мое теплое гнездышко, давал мне новую веру в жизнь; мои ноги — подпиравшие вселенную колонны, сотканные из света руки, глаза без моего отражения; почему, почему ты уходишь с такой болью, с таким страхом, с такой тоской? Небесные часы остановились, а я все поднимаюсь помимо своей воли, как опускаешься ты, тело, помимо своей воли, и нет больше никакой надежды, что я обрету тебя снова, я знаю, что нет, и не хочу уходить, хочу остаться хотя бы подле того, что ты любило, там, где мы жили вместе, в картинах, украшавших наш дом, в трещинах стены, хочу остаться возле улиц, где мы жили, но не могу: ведь я поднимаюсь, улетаю, я растворяюсь в воздухе и не знаю, какими словами выразить тебе, мой дом, моя любовь, как мне недостает тебя, как ужасно мне тебя недостает; нет такого вина, которое дало бы мне забвение в хмелю; я знала тебя и не знала, если бы я знала тебя лучше, то не дала бы тебе уйти; я брежу, потому что все хуже различаю, что происходит внизу, подо мной, там все больше растет толпа, люди, собравшиеся проводить тебя, превращаются в черное пятно, кляксу на карте земли, которую я покидаю и не хочу покидать, потому что прекрасны колосья перед жатвой: твои волосы, когда их гладишь, похожи на колосья, и прекрасен твой большой рот, созданный для поцелуев; сейчас мне постыдно тебя не хватает, я браню тебя и ненавижу, ты недостойное, раз тебя убили, ничтожное, дом, капитулировавший при перестройке города и не вставший на свою защиту, ты, легкомысленное, если ты можешь исчезнуть без всяких угрызений совести, не послав на прощание привета через колонию звезд, ты, глупое, даже не почувствовало, что тебе будет меня недоставать, и ты не знаешь, что я без тебя сирота, а я знаю, что ты этого не знаешь; ах, почему я потратила с тобой столько драгоценного времени, почему не подыскала для себя другого пристанища, чтобы долго жить; ты не представляешь, как замечательно не существовать никогда и как страшно перестать существовать, если тебя не покидает жажда жизни; я ничего не вижу под собой, кроме фотографии воды и суши в зачаточном состоянии, не вижу ни Афин, ни Греции; подобно воздушному шару, я не представляю, куда лечу, кто оборвал мою нитку, и я лечу; почему, скажи мне, почему я лишилась руки, ласкавшей меня, почему, скажи мне, почему я лишилась твоего смеха, где ты, что с тобой, я исчезаю, и мне хотелось бы знать, как исчезаешь ты, как ты себя чувствуешь в этом мраке, в этой сырости, где под землей скрыты железные дороги, проложенные в туннелях, я хотела бы знать, какой жар в том аду тебя донимает; вокруг меня обилие света, которое ничем не отличается от обилия мрака, а я, я потеряла связь с миром, сюда не достигают волны Герца, но все же мир существует, существует, и не существуем только ты и я, только ты и я, мой дом со шторами, с большими финиковыми пальмами, со всем тем, что нас объединяло; так что же со мной теперь будет, никогда я не была слишком сентиментальной, я исчезаю, но не исчезает то, что я чувствую к тебе, а это страшно, хоть бы забыть тебя, хоть бы не страдать, я исчезаю, и здесь ведь не небо, здесь огромные птицы спят на толстых воздушных подушках, здесь другая прозрачность воздуха, другая глубина, другая плотность, и все-таки больше чего бы то ни было мне недостает сейчас твоего голоса, больше чего бы то ни было мне недостает твоего смеха, твоего задора, твоих больших рук, в которых прекрасно умещался весь мир. А когда теряешь обнимающие тебя руки, теряешь и весь мир.