Зет

С Янгосом они соседи и называют себя кумовьями — его брат был шафером на свадьбе у сестры Янгоса. Отсюда их дружба. Конечно, у Янгоса есть свои недостатки, но, как говорится, «полюби нас черненькими, а беленькими нас всякий полюбит». Разве не так? У кого нет недостатков? Но Янгос — парень что надо. Обзавелся машиной. А что есть у него самого? Только малярная кисть; с ее помощью он добывает себе пропитание. Ходит в кофейню «Парфенон», где собираются маляры, берет чашечку кофе и ждет, как и прочие, чтобы какой-нибудь подрядчик дал ему работу... С кистью и ведерком он никогда не расстается. День ест, день вовсе не ест. А вот Янгосу хлеб обеспечен. У него собственный грузовичок. Ведь это же сила. По правде говоря, кто крепко стоит на ногах, того и уважают люди. А бедняка все топчут, точно он последний червяк.

Наконец он дошел до сути дела. Как для того, чтобы рассказать о своей жизни, он начал с самого детства, так и для того, чтобы изложить события 22 мая — то, что непосредственно касалось его обвинения, — он должен был начать издалека. Всю ночь накануне ему не спалось. У него разболелась нога, которую он ушиб две недели назад на стройке во время работы. Раньше она его не беспокоила. Но во вторник погода была сырая и его страшно донимала боль. Поэтому на следующее утро, то есть в среду (если ему не изменяет память, в тот день накрапывал дождичек), он поплелся прямо в хирургическое отделение городской больницы, чтобы выяснить, что с ногой. Разрыв сухожилий? Растяжение связок? Или, может быть, что-нибудь посерьезнее? В приемной оказалась целая очередь. Он пришел рано, чтобы попасть поскорей к врачу, а ушел чуть ли не в половине двенадцатого. Было уже поздно думать о работе, и он поехал в Нижнюю Тумбу к себе домой. Врач сказал ему, чтобы он зашел через несколько дней за рентгеновским снимком. А когда он явился, то узнал, что кость у него дала трещину. Вот из-за чего целую неделю провалялся он потом в больнице... В среду после полудня он поспал, а в десять минут шестого явился в знакомую кофейню в надежде получить работу на завтра. Вдруг (он не помнит точно, просидел он за столиком четверть часа или меньше) ему захотелось — пусть его извинят — помочиться. И, выйдя из кофейни, он отправился в ближайшую общественную уборную.

— А почему вы не воспользовались уборной в кофейне «Парфенон» и пошли в общественную уборную, которая находится довольно далеко от кофейни, на улице Баланоса?

Вернее говоря, он ушел из кофейни не для того, чтобы помочиться, принялся объяснять Вангос Следователю. Он, дурень такой, вспомнил вдруг, что сегодня среда, магазины закрыты, кому же понадобятся его услуги? Поэтому он решил вернуться домой — вот как обстояло дело. Нет, он вышел не для того, чтобы помочиться. Ведь уборная есть, конечно, и в кофейне, но беда в том, что хозяин всегда ворчит, когда маляры пользуются его уборной, каждый раз нападает на них: «Неужели дома у вас нет сортира?» Нет. Он потащился на площадь Суда, на конечную остановку автобусов, идущих в Нижнюю Тумбу.

— Когда я проходил мимо общественной уборной — прошу, чтобы это было записано в протоколе, — мне захотелось помочиться. Доносившийся оттуда запах вызвал у меня такое желание. Кроме того, я страдаю частым мочеиспусканием, но это уже другой разговор. Итак, я вышел из уборной — там работает одна старуха, моя знакомая, тетушка Аммония, как мы зовем ее в Нижней Тумбе, — и вижу: в таверне на улице Баланоса, что против уборной, сидит, как вы думаете кто? Да мой кум Янгос. «Янгос, — говорю я ему, — неужели ты не нашел себе местечка приятней, расселся там, где больше всего воняет?» Он поманил меня и предложил выпить вместе. А еще прибавил, что ходит в эту таверну, потому что там хорошая рецина. Янгос сидел за столиком, выставленным на тротуаре, и невдалеке красовался его «камикадзе»; видите ли, была среда и все лавочки в Капани уже закрылись. У меня, правда, был свой расчет: раз у него нет сегодня работы, подумал я, когда мы покончим с рециной, он подкинет меня на своем грузовичке в Нижнюю Тумбу, и мне не придется тратиться на обратный билет. «Янгос, — заявил я сразу, — денег у меня нет». — «Я угощаю, — сказал он. — Не беспокойся, дружище». Такой уж человек Янгос. За разговорами о семейных делах мы выдули литра полтора и закусили вареными яйцами с хлебом. «Куманек, эта рецина ударяет в голову», — предупредил я его. «Брось, она совсем слабенькая», — возразил он. Янгос пить не умеет. А я тем более. Однако счет нам подали чуть ли не на тридцать шесть драхм, когда мы собрались уходить из таверны, так как туда набежали цыганки с горланящими ребятишками. Я испугался, как бы к нам не переползли от них вши. И вообще, я не переношу цыганок. Когда я их вижу, мне кусок в горло не лезет.

Итак, оттуда приблизительно в половине седьмого они пошли в другую таверну, к Однорукому. И как угораздило их заказать там узо? Сдуру, конечно, ведь нельзя мешать спиртные напитки. Они опрокинули еще пять-шесть стопок по пятьдесят граммов.