За Карломъ едоровичемъ водились тоже кое-какіе гршки; особенно онъ любилъ взятки, даже ловилъ ихъ при всякомъ удобномъ случа, такъ-что рдко какое повышеніе или назначеніе, особенно со стороны русскихъ, обходилось безъ должнаго пожертвованія. Правою его рукою и посредникомъ въ этихъ операціяхъ служилъ его конторщикъ, продувная шельма, который ворочалъ почти всми длами, и изображалъ изъ себя тоже своего рода начальство. Однако, съ большею или меньшею увренностью можно сказать, что главнымъ двигателемъ Бурмана была не столько корысть, сколько убжденіе, что русскій — дуракъ, и созданъ собственно для того, чтобы нмецъ могъ на немъ здить. Впослдствіи слухи о подвигахъ Карла едоровича дошли до высшаго начальства; но за неимніемъ явныхъ уликъ, онъ былъ только перемщенъ въ сосднее, малое, такъ-называемое «поворотное депо»[8]
, въ которомъ поздныхъ паровозовъ не было, а было только два или три паровоза, необходимые собственно для станціонной службы. А на мсто Бурмана былъ назначенъ другой начальникъ, изъ технологовъ, русскій, Павелъ Ивановичъ Страховъ.Такъ вотъ, служа еще помощникомъ подъ начальствомъ Бурмана, Ефремовъ разъ халъ съ поздомъ. А надо сказать, что на участк, по которому обыкновенно здилъ Ефремовъ, находился громадный подъемъ, тянувшійся верстъ на пятнадцать. Когда поздъ въхалъ на этотъ подъемъ, Ефремовъ и его машинистъ вдругъ увидли впереди вагоны, мчавшіеся навстрчу имъ съ необыкновенною быстротою; впослдствіи оказалось, что это былъ хвостъ разорвавшагося позда. Отъ неровной-ли зды, или отъ чего-либо другого, поздъ, шедшій впереди позда, на которомъ халъ Ефремовъ, разорвался, а такъ-какъ это случилось именно на подъем, то задняя его часть, ничмъ не удерживаемая, ушла назадъ, и мало-по-малу скорость мчавшихся назадъ вагоновъ дошла до неимоврной быстроты. Машинистъ, увидавъ это, совершенно растерялся, и влекомый только однимъ чувствомъ самосохраненія, закрылъ паръ, и приказавъ Ефремову затормозить поздъ, соскочилъ съ него, приглашая сдлать тоже самое и Ефремова[9]
.Но Ефремовъ не соскочилъ: въ его ум блеснула вдругъ, можно сказать, геніальная мысль, — спасти и свой поздъ, и т вагоны, столь безумно мчавшіеся къ своей же погибели. Не теряя ни одной секунды, рискуя собственною жизнью, съ непостижимымъ присутствіемъ духа занялъ онъ постъ, покинутый машинистомъ. Съ замчательнымъ хладнокровіемъ, Ефремовъ въ одно мгновеніе затормозилъ паровозъ и далъ контръ-паръ, а такъ-какъ это было на подъем и поздъ шелъ довольно тихо, то ему не трудно было дать задній ходъ позду. И въ самое короткое время, когда вагоны уже очутились отъ позда на разстояніи нсколькихъ саженей, Ефремовъ усплъ придать своему позду ту же бшеную скорость, съ которою неслись эти вагоны.
Какъ молнія пролетли мимо одной станціи эти позда, одинъ уходящій, другой настигающій. Впослдствіи служащіе па этой станціи разсказывали, что это было нчто дотол невиданное, что мимо станціи пролетло что-то, какъ вихрь. Когда же Ефремовъ замтилъ, что онъ детъ съ такою же быстротою, какъ и вагоны, то сталъ незамтно уменьшать ходъ своего позда; такъ-что, когда вагоны настигли его, то произошелъ самый незначительный толчокъ, и когда эти два позда слились въ одинъ, Ефремовъ мало-помалу совсмъ остановился.
Итакъ, онъ торжествовалъ: онъ спасъ два позда, хотя при этомъ самъ рисковалъ страшно. Уходя такимъ образомъ отъ настигающей опасности, онъ могъ наскочить на другой поздъ, сзади его идущій, и тогда бы произошло — страшно подумать — столкновеніе трехъ поздовъ. Но ничего подобнаго не случилось; сама судьба ему благопріятствовала, и съ тхъ поръ онъ сталъ героемъ дня.
Но всей линіи только и было разговора, что объ этомъ небываломъ въ желзнодорожныхъ лтописяхъ событіи, и вс эти разговоры носили на себ самые различные оттнки: тутъ было и злорадство, и одобреніе, и похвала, и зависть — но боле всего зависть. И въ самомъ дл, здсь были и образованные, и опытные машинисты, а между тмъ подобный подвигъ пришлось совершить безграмотному, бывшему помощнику Ефремк.
Вскор посл этого открылась вакансія па мсто машиниста. Были такіе помощники, которые и по своему образованію, и по времени службы, и даже по протекціи, имли боле правъ и шансовъ на полученіе этого мста, чмъ Ефремовъ; однако Бурманъ разсудилъ, что онъ скоре можетъ поживиться съ Ефремова, чмъ съ кого-либо другого, такъ-какъ онъ отлично зналъ, что у Ефремова водятся деньжонки, и что ему легко будетъ обойти другихъ помощниковъ и представить Ефремова, въ виду его недавней заслуги. И вотъ, улучивъ удобную минуту, Карлъ едоровичъ подошелъ однажды къ Ефремову, когда тотъ былъ занятъ чисткою своего паровоза, и сказалъ:
— Ну, што, какъ у васъ, все карашо?..
— Ничего, все хорошо, Карлъ едоровичъ, — отвчалъ Ефремовъ.
— Ну, а што ви смотрйтъ на эта парафозъ? — спросилъ Бурманъ, и указалъ на стоявшій тутъ же рядомъ паровозъ, только-что вышедшій изъ ремонта, заново отдланный и ожидавшій своего повелителя.
— Да ничего, паровозъ очень красивый.
— А ви посмотрйтъ на эта краска. Правта, што краска очень карошъ?