На следующий день я отправился к друзьям. Они сразу же отметили: «Ничего себе, Майк, ты говоришь совсем по-другому! Столько умных слов! Где ты научился так базарить?» Они не знали, что я подражал дикции Каса и использовал его излюбленные выражения. Для меня это казалось странным, но все советовали мне убираться из Браунсвилла и возвращаться в Кэтскилл.
В Браунсвилле хорошо знали Каса, он тренировал ребят из района в спортзале Gramercy. Многие услышали о нем, когда он стал менеджером Паттерсона. На улице ко мне подходили совершенно незнакомые люди, которые смотрели трансляцию юношеской Олимпиады: «Эй, привет! Ты ведь Тайсон? Поздравляю, Майк! Видел тебя по телику. Ты теперь с этим белым учителем, Гасом. Он любит тебя, парень!» Многие называли Каса Гасом.
Вскоре после этого мне пришлось на какое-то время вернуться в Бруклин. Кас сообщил, что у мамы обнаружили рак. Эта новость шокировала меня. Мать не понимала моих устремлений. Она никогда не видела меня увлеченным идеей стать личностью, кем-то абсолютно новым. Всю свою жизнь я был неудачником, грабившим на улице и воровавшим у матери и ее приятелей. Но я не чувствовал за собой никакой вины, заставив ее пройти через все это дерьмо. Ведь с Эмилем Куэ мне было наплевать на всех, кроме Майка Тайсона: «С каждым днем я становлюсь все лучше, и лучше, и лучше».
Я приехал в Бруклин, но пока не мог смириться с мыслью, что мама больна. Я стал ходить по клубам, встречаться с друзьями. Сестра постоянно укоряла меня: «Все развлекаешься! Иди к мамочке, ты ведь ради этого здесь!» Только через неделю я отправился в больницу навестить маму. Она выглядела ужасно, жутко похудела, стала похожа на скелет. Я поцеловал ее, накрыл одеялом, чтобы не была видна грудь, ушел – и больше уже не возвращался. Каждый день сестра спрашивала: «Ты ходил к маме?» И я отвечал: «Да, я видел ее. У нее все хорошо, все в порядке». Я гнусно лгал, поскольку избегал встречаться с матерью лицом к лицу. Однако вскоре моя ложь раскрылась, потому что сестра после долгого перерыва сама пошла в больницу. Я валялся на диване, когда раздался стук в дверь. Это были моя сестра и кузина. Войдя в комнату, сестра с ходу влепила мне пощечину:
– Зачем ты врал? Почему не сообщил, что мама скончалась?
Святые небеса! Откуда мне было знать, что она умерла! Мне пришлось как-то выкручиваться, и я сказал:
– Я просто боялся причинить тебе боль.
Похороны состоялись через неделю. Отец, который отсутствовал в нашей жизни бо`льшую часть времени, решил на сей раз появиться на горизонте. В катафалке-лимузине он обратился ко мне: «Слышал, что мой мальчик собирается стать чемпионом по боксу». И рассмеялся, словно это была шутка. Я ничего не ответил, но мне чертовски не понравилось то, как он ухмылялся. Это не слишком походило на слова поддержки: «Верю в тебя, ты обязательно станешь боксером».
После похорон я вновь стал участвовать в грабежах. Это был мой способ справиться с болью. Я связался со старым приятелем, и мы начали обчищать дома, вскрывая дверные замки. Мы занимались этим несколько дней, а затем он заявил:
– Майк, давай-ка сюда эти чертовы отмычки! И убирайся к чертовой матери! Возвращайся на север, к своим белым! Это дерьмо не для тебя. Оно предназначено мне. Чувак, я здесь свой и живу на этих улицах. А ты вали обратно к белым, которые тебя любят.
Куда бы я ни пошел и к кому бы из своих друзей ни обратился, все они как один твердили: «Майк, ты что, с ума сошел? Какого хрена ты здесь делаешь, брат?» Я был лишним в Бруклине. Мне приводили в пример всех тех парней, которых убили здесь. Когда я заявлял, что приехал специально, чтобы повидаться с ними, мне отвечали: «Тебе не стоит вариться в этом дерьме. Достаточно того, что мы по уши в нем, чувак».
Не знаю, что тогда творилось у меня в голове. Возможно, я повелся на легкие бабки, которые можно добыть на грабежах. Я уже давно не держал в руках крупных денег. Мы все были ужасно бедны у Каса. Учитель же постоянно звонил и спрашивал, когда я вернусь. Я отвечал ему: «Скоро. Мне осталось закончить последнее дело». Но в действительности ничто меня там не держало.
Через некоторое время меня навестила мой социальный работник. Не знаю уж, подговорил ли ее на это Кас или же она сама пришла ко мне по доброте душевной. Нельзя исключить также, что Кас стал рассылать запросы через своих знакомых по боксу. Я и сам не понимал, как меня угораздило вновь взяться за старое, однако мой приятель не позволил мне погрязнуть в этом. Он не дал мне скатиться на дно. В моей жизни многие делали мне добро, подталкивали, чтобы я двигался вперед и изменился. И многие из них теперь мертвы, а я тот, кем стал.