Одной из причин моей преданности Касу была уверенность в том, что он надежно защищал меня. Кас резко отзывался о расизме в Америке, словно сам был чернокожим, который многое повидал. Отчасти это было связано с тем, что он считал себя как бы ниггером. Будучи итальянским ребенком, Кас натерпелся от ирландцев, проживавших по соседству с его семьей в Бронксе. В нем чувствовалось внутреннее ожесточение. Он любил говорить, что даже рабы стоят денег, «но за итальяшку не назначат и двадцати центов. Рабам, по крайней мере, давали еды. Итальянцев же никто не собирается кормить. Они могут подыхать с голода». Когда глава семейства заболел, у них не было возможности отвезти его к настоящему врачу, и пришлось ждать, пока какой-то итальянский знахарь с маленькой аптечкой на багажнике велосипеда не появится у них в доме.
Именно Кас помог мне осознать, что это значит – быть черным. «Эти люди думают, они лучше тебя, Майк», – говорил он мне о белых. И подкреплял свои слова действием. Через несколько месяцев после моего переезда к нему Кас принимал южноафриканскую боксерскую команду, которая в годы апартеида состояла из одних белых. С самого начала он заявил:
– В этом доме живет черный мальчик, и он член нашей семьи. К нему надо относиться с таким же уважением, как и к нам. Это понятно?
Он сказал это вежливо, но с металлом в голосе. И ему ответили:
– Да, сэр.
Его слова тронули меня до глубины души. Как я мог после всего этого не любить моего наставника? Он рассказывал, в какого великого спортсмена я вырасту, как буду совершенствоваться во всех отношениях изо дня в день. Но круче всего была фраза: «Если ты победишь, получишь все, что пожелаешь». Я с нетерпением ожидал обещанных наград. Это было блистательное шаманство.
Кас довольно быстро раскусил меня. «А ведь ты хамелеон, не так ли?» – спросил он меня однажды, когда я спустился в гостиную. До этого момента я несколько часов подряд смотрел записи с боксерами прежних лет, которых он хорошо знал. Дело дошло до того, что я начинал говорить, как они, подражал их стилю ведения боя. Я так охотно перенимал черты значимых для меня людей, что стал имитировать даже Каса. Это не было игрой, тренировки всегда представлялись мне серьезным делом.
Камилла провела много ночей в одиночестве, пока мы с Касом, сидя внизу, строили планы завоевания мира. У нас не было ни черта, мы жили в чужом доме, я еще не провел ни одного любительского поединка – однако мы обсуждали предстоящее путешествие в Европу, где мы собирались жить как короли. Слово «нет» должно было исчезнуть для меня, но только при условии, если я буду неукоснительно слушаться Каса. Да как такое вообще можно говорить? Это было настоящее наваждение. Только представьте себе, что ребенку твердят: «Для тебя не будет слова «нет». И все это дерьмо выдавал белый чувак. И, похоже, он был парнем не промах, потому что такие выдающиеся личности, как Норман Мейлер и Бадд Шульберг[53]
, постоянно мелькавшие на телевидении и в газетах, демонстрировали глубокое уважение к нему. Свихнуться можно. Два оборванца, один из которых в недавнем прошлом обитатель трущоб, сидели в северной части штата Нью-Йорк и разрабатывали планы мирового господства.Глава 5
2 октября 1980 года стало для Каса черным днем календаря. Мы поехали в Олбани посмотреть поединок между Мухаммедом Али и Ларри Холмсом по кабельному телевещанию. Мухаммеда Али все уже давно почитали как бога. Кас говорил, что ни у кого в боксерском мире нет такого боевого духа, как у Али. В глазах моего учителя этот человек был квинтэссенцией боксера, и не только из-за своего высочайшего мастерства, но и с психологической точки зрения. «Али самый великий, потому что он любит себя», – говорил Кас. И он искренне верил в это. Ему нравились парни, готовые на скандальные, самые невообразимые поступки, обожавшие тот же базар, что и он сам. В этом плане ему наверняка пришелся бы по душе Канье Уэст[54]
. «Этот мужик знает, о чем говорит», – сказал бы Кас.Каждый день Кас уверял меня, что я самый жестокий и свирепый боксер всех времен, и если я буду беспрекословно слушаться его, то стану непобедимым. Когда он впервые произнес это слово, оно поразило меня до глубины души. Кас рассказывал о подлых боксерах и о благородных бойцах – таких, как Бо Джек. Но когда он начинал говорить об Али, становилось понятно, что это просто исключительный спортсмен.
– Али скорее похож на модель, чем на чемпиона в тяжелом весе, ведь так? – спрашивал он. – Но если ты возьмешь дробовик и выпалишь в этого парня из обоих стволов – бах! – и от него после этого хоть что-то останется, то тебе будет лучше убраться к черту, потому что он попрет прямо на тебя.
Я часто слышал подобные разговоры между Касом и его приятелями, которым было за семьдесят: «Этот парень? Его можно одолеть, только убив». Теперь о боксерах такого не услышишь.