Женщины Цезаря

Тем не менее кое-кто из сенаторской мелочи все еще винил Цицерона, полагая, что его постоянные обвинения толкнули Катилину на подобные действия. Среди таковых был и младший брат Целера Метелл Непот, которому вскоре предстояло вступить в должность плебейского трибуна. Катон, который тоже был избран плебейским трибуном, напротив, хвалил Цицерона, что заставляло Непота кричать еще громче, потому что он ненавидел Катона.

– О-о, вызывало ли когда-нибудь восстание столько споров и сомнений? – пожаловался Цицерон Теренции. – По крайней мере, Лепид высказался. Патриции, патриции! Они не могут заблуждаться! А я вот никак не в силах обвинить кучку негодяев в том, что они незаконно отводят себе воду! Что уж тут говорить об измене!

– Выше нос, муж, – сказала Теренция, которая явно радовалась, видя Цицерона более мрачным, чем обычно бывала она сама. – Это началось, и это будет продолжаться, ты просто жди и смотри. Скоро все сомневающиеся, от Метелла Непота до Цезаря, будут вынуждены признать, что ты был прав.

– Цезарь мог бы помочь мне и больше, – откликнулся Цицерон, очень недовольный.

– Он послал Квинта Аррия, – напомнила Теренция, которая теперь хвалила Цезаря, потому что ее сводная сестра, весталка Фабия, была очень довольна новым великим понтификом.

– Но он не поддерживает меня в сенате. Он все время клюет меня за то, как я трактую senatus consultum ultimum. Мне кажется, он все еще думает, что Катилину обвинили напрасно.

– Катул тоже так думает, но о них с Цезарем никак нельзя сказать, что они уж очень любят друг друга, – сказала Теренция.

Через два дня в Рим пришло очередное известие: Катилина и Манлий наконец объединили силы. У них теперь два полных легиона хороших, опытных солдат плюс еще несколько тысяч обучаются. Фезулы еще не захвачены, поэтому арсеналы этого города до сих пор не разграблены, и ни один другой крупный город в Этрурии не согласился отдать Катилине содержимое своих арсеналов. Это говорило о том, что большая часть Этрурии не верит в Катилину.

Трибутное собрание утвердило сенаторский декрет и объявило Катилину и Манлия врагами народа. Это значило, что они лишены гражданства и его привилегий, включая суд за измену, если их арестуют. Гай Антоний Гибрида наконец вернулся в Рим – с распухшим большим пальцем на ноге. Цицерон сразу приказал ему возглавить войска, набранные в Капуе и Пицене, – все ветераны прежних войн – и выступить против Катилины и Манлия у Фезул. На тот случай если распухший палец будет продолжать препятствовать ему выполнять консульские обязанности, старший консул предусмотрительно дал Гибриде отличного помощника – Марка Петрея, замечательного воина. Сам Цицерон взял на себя ответственность за оборону Рима и теперь начал скупо выдавать оружие – но только не тем, кого он, Аттик, Красс или Катул (теперь перешедший на их сторону) считали подозрительными. Никто не знал, что сейчас замышлял Катилина, хотя Манлий послал письмо триумфатору Рексу, находящемуся в Умбрии. Удивительно, что Манлий вообще написал письмо, но это ничего не могло изменить.

В это время, когда Рим приготовился отбить атаку с севера, а Помпей Руф в Капуе и Метелл Козленок в Апулии собирались дать отпор всем врагам Рима на юге, от гладиаторов до восставших рабов, – в это самое время Катон вдруг вознамерился расстроить военные замыслы Цицерона и помешать городу справиться с трудностями после предстоящей смены консулов. Ноябрь подходил к концу, когда Катон поднялся в сенате и объявил, что он возбудит судебное дело против вновь избранного младшего консула Луция Лициния Мурены, поскольку тот добился избрания с помощью подкупа. «Я – плебейский трибун, – кричал Катон, – и не могу тратить время и сам вести слушание!» Поэтому по предложению Катона обвинителем выступит потерпевший поражение кандидат Сервий Сульпиций Руф. Вторым обвинителем будет его сын (едва достигший совершеннолетия), а третьим – патриций Гай Постумий. Слушание состоится в суде по делам о взятках, поскольку все обвинители были патрициями и поэтому не могли использовать Катона и Плебейское собрание.

– Марк Порций Катон, ты не можешь этого сделать! – воскликнул пораженный Цицерон, вскакивая со своего места. – Сейчас совершенно не важно, виновен Луций Мурена или невиновен. На нас обрушилось восстание! Мы не можем позволить себе войти в грядущий год только с одним консулом! Почему ты собрался выдвинуть обвинение именно сейчас, в самом конце года?

– Человек должен выполнять свой долг, – невозмутимо ответил Катон. – Только сейчас было получено доказательство, а я несколько месяцев назад поклялся в этом зале: если я узнаю, что кандидат на должность консула давал взятки, то лично прослежу, чтобы его судили. Для меня не имеет никакого значения, какая ситуация сложится в Риме к новому году! Взятка есть взятка. Она должна быть искоренена любой ценой.

– Ценой может оказаться падение Рима! Отложи это слушание!

– Никогда! – взревел Катон. – Я не намерен быть марионеткой ни в твоих руках, ни в чьих-либо еще! Я знаю свой долг и выполню его!