Женщины Цезаря

С Юлией… которая поднялась в свои комнаты, возбужденная и ослабевшая. Рука ее еще чувствовала его поцелуй. Там, на полке, стоял бюст Помпея. Она подошла к нему, сняла с полки и бросила в корзину для мусора, стоявшую в углу. Статуя – это ничто. Теперь, когда она видела его, разговаривала с живым человеком, бюстик уже не нужен. Правда, Помпей не такой высокий, как tata, но и не маленький. Широкоплечий, мускулистый. Когда он лежал на ложе, живот его оставался упругим, а не расплывался, как обычно бывает у мужчин среднего возраста. Замечательное лицо с самыми голубыми глазами, какие ей когда-либо приходилось видеть. А эти волосы! Чистое золото – и так их много! Они обрамляли его лоб. И какой красивый! Не такой, как папа, который был истинным римлянином, но интереснее – ведь красота его необычна. Поскольку Юлии нравились маленькие носы, она и здесь не нашла повода для критики. И ноги у него хорошей формы!

Девушка подошла к зеркалу, подарку отца, который бабушка не одобрила, потому что оно было закреплено на вертушке, а идеально отполированная серебряная поверхность отражала человека с головы до ног. Юлия сняла всю одежду и стала рассматривать себя. Слишком худая! И грудей почти нет! Нет ямочек! Она разрыдалась, бросилась на кровать и плакала, плакала, пока не уснула, подложив под щеку руку, которую он поцеловал.

– Она выбросила бюст Помпея, – сообщила Аврелия Цезарю на следующее утро.

– Edepol! Я-то думал, что он нравится ей.

– Ерунда, Цезарь, это отличный знак. Она уже не довольствуется его копией, ей нужен реальный человек.

– Ты меня успокоила. – Цезарь взял бокал с горячей водой и соком лимона и стал медленно пить, постепенно приходя в хорошее настроение. – Сегодня он опять придет обедать. Столь скорый повторный визит он объяснил тем, что скоро уезжает в Кампанию.

– Сегодня он будет окончательно покорен, – уверила Аврелия.

Цезарь усмехнулся:

– Я думаю, он был покорен в тот самый миг, как только она вошла в столовую. Я знаю Помпея уже много лет. Он заглотил крючок так глубоко, что даже не почувствовал наживки. Ты помнишь день, когда он явился к тете Юлии просить руки Муции?

– Да, помню. Очень хорошо помню. От него несло розовым маслом, он был глуп, как жеребенок на поле сражения. Но вчера он был совсем другой.

– Он повзрослел. Муция была старше его. Чувства совсем другие. Юлии семнадцать лет, а ему уже сорок шесть. – Цезарь вздрогнул. – Мама, ведь это почти тридцать лет разницы! Неужели я такой хладнокровный? Я не хочу, чтобы моя дочь была несчастной.

– Она и не будет несчастной. Помпей умеет ублажать своих жен, пока он их любит. Юлию он не разлюбит никогда, она – его исчезнувшая юность. – Аврелия прокашлялась, чуть покраснела. – Я уверена, ты превосходный любовник, Цезарь, но жить с женщиной, не принадлежащей к твоей семье, тебе скучно. Помпею нравится семейная жизнь – при условии, что женщина отвечает его амбициям. А благороднее Юлии он никого не найдет.

Кажется, у Помпея и не было желания искать кого-то благороднее Юлии. Если что-то и спасло репутацию Помпея после атаки Катона, когда он бродил по Форуму в то утро, совершенно забыв о своем решении больше никогда не показываться на публике, так это изумление, в которое его повергла Юлия. Сейчас он свободно гулял, заговаривал со всеми, кто попадался на его пути. Было совершенно ясно, что ему наплевать на критику Катона. И многие решили, что его вчерашняя реакция – это просто шок. Сегодня в Помпее уже не заметно никакого смущения или негодования.

Юлия стояла у него перед глазами. Ее образ он различал в каждом встречном лице. Ребенок и женщина – все в одной. И богиня. Такая женственная, с такими прекрасными манерами, такая невозмутимая! Понравился ли он ей? Кажется, понравился, но ничто в ее поведении нельзя принять за кокетство. Но ведь она помолвлена. С Брутом. Не только неопытным, но и безобразным. Как может столь чистое и неиспорченное создание выносить все эти отвратительные прыщи? Конечно, брачный контракт подписан уже много лет назад, так что Брут, со всеми его прыщами, не был ее добровольным выбором. С точки зрения общественной и политической это был отличный союз. Да еще золото Толозы сыграло роль.

В тот же день после обеда в Государственном доме Помпей уже готов был просить руки Юлии, несмотря на Брута. Что удержало его? Только старый страх унизиться в глазах такого знатного патриция, как Гай Юлий Цезарь. Человека, который мог отдать свою дочь любому в Риме. И который отдал ее аристократу, богатому, влиятельному, древнего рода. Такие люди, как Цезарь, не задумываются над тем, что может чувствовать девушка. Они не остановятся, чтобы спросить ее, чего она хочет сама. Впрочем, и сам Помпей был таким же. Свою дочь он обещал Фавсту Сулле по одной-единственной причине: Фавст Сулла был отпрыском патриция Корнелия Суллы – величайшего из своего рода – и внучки Метелла Кальва Лысого, дочери Метелла Далматика, которая прежде была женой Скавра, принцепса сената.