Женщины Цезаря

«Цезарь, что-то с тобой не так. Ты радуешься этому! Или, во всяком случае, радовался бы, если бы не этот бедный, убитый молодой человек. Когда ты назовешь имя, ты увидишь сцену почище той, что она закатила в тот день, когда ты объявил, что не женишься на ней. Отвергнутая любовь не может убить Сервилию. Но оскорбление, которое я сейчас нанесу ей, – оно вполне могло бы…»

– Гней Помпей Магн, – произнес Цезарь.

– Кто?!

– Ты слышала меня.

– Ты не можешь! – отчаянно затрясла она головой. – Ты не можешь! – Она выпучила глаза. – Ты не можешь! – У нее подкосились ноги; шатаясь, она добрела до кресла, которое стояло дальше всех от Брута. – Ты не можешь!..

– Почему нет? – холодно спросил он. – Назови мне лучшего политического союзника, чем Магн, и я разорву его помолвку с Юлией так же легко, как разорвал эту.

– Но он – выскочка! Никто! Невежда!

– Что касается первого – согласен. А насчет второго и третьего – не могу согласиться. Он вовсе не никто. Он – Первый Человек в Риме. И отнюдь не невежда. Нравится нам это или нет, Мясничок из Пицена прорубил более широкую просеку через римский лес, чем это удалось Сулле. Его богатство – астрономическое, а его могущество – еще больше. Нам просто повезло, что он никогда не зайдет дальше Суллы. Потому что не посмеет. Все, что ему на самом деле нужно, – быть принятым в наш круг.

– Он никогда не будет одним из нас! – крикнула Сервилия, сжав кулаки.

– Женитьба на Юлии – шаг в правильном направлении.

– Тебя следовало бы выпороть, Цезарь! Тридцать лет разницы между ними! Он – старик, а она даже еще не женщина!

– О, замолчи! – устало проговорил Цезарь. – Я могу вынести тебя, domina, во многих твоих настроениях, но только не в праведном гневе. Вот.

Он бросил ей на колени небольшой предмет, потом подошел к Бруту.

– Мне действительно очень жаль, парень, – сказал Цезарь, чуть коснувшись поникшего плеча Брута.

Брут не отбросил руки, только поднял потухший взгляд.

Сказать ли Бруту все? Открыть ли ему, что Юлия влюблена в Помпея? Нет. Это было бы слишком жестоко. В молодом Бруте почти ничего нет от Сервилии. Ничего, что помогло бы ему справиться с такой болью. Цезарь еще собирался сказать, что Брут найдет себе другую девушку. Но – нет.

Цезарь круто повернулся – и дверь за великим понтификом закрылась.

На коленях Сервилии лежала большая галька клубнично-розового цвета. Она уже хотела выбросить ее в открытое окно, в сад, но предмет вдруг интересно блеснул, и она остановилась. Нет, это не галька. Плоская, по форме похожая на сердечко, а по цвету – на клубнику. Но она светилась, сверкала, блеск ее был нежен, как у жемчужины. Жемчужина? Да, жемчужина! Вещь, которую Цезарь бросил ей на колени, была жемчужиной размером с самую крупную клубнику на поляне в Кампании, истинное чудо света.

Сервилия очень любила драгоценности, но больше всего – океанский жемчуг. Гнев ее испарился, словно красно-розовая жемчужина вобрала его в себя, чтобы насытиться. Какая она замечательная на ощупь! Гладкая, холодная, чувственная.

Послышался какой-то звук. Сервилия подняла голову: Брут упал на пол, потеряв сознание.

После того как бредившего Брута уложили в постель и напоили снотворным травяным отваром, Сервилия надела плащ и поспешила к Фабрицию, торговцу жемчугом в портике Маргаритария. Он очень хорошо помнил этот жемчуг, точно знал, откуда он, и втайне подивился мужчине, который мог отдать такую драгоценность женщине, не блещущей ни красотой, ни молодостью. Он оценил жемчужину в шесть миллионов сестерциев, согласился оправить ее в сетку из тончайших золотых нитей и прикрепить к массивной золотой цепи. Ни Фабриций, ни Сервилия не хотели сверлить в ней дырку. Чудо света не должно быть испорчено.

От портика Маргаритария до Государственного дома было два шага. Сервилия спросила Аврелию.

– Конечно, ты на его стороне! – сердито упрекнула она мать Цезаря.

Красивые черные брови Аврелии взметнулись вверх, и сразу в глаза бросилось ее сходство с сыном.

– Естественно, – спокойно ответила она.

– Но Помпей Магн? Цезарь предал свой класс!

– Успокойся, Сервилия, ты ведь знаешь Цезаря. Он делает то, что хочет и что должен. Если при этом пострадают обычай и традиция, это, конечно, плохо. Но Цезарю нужен Помпей. Политически ты достаточно проницательна, чтобы сообразить это. И достаточно умна, чтобы понять, как рискованно было бы зависеть от Помпея, не привязав его к себе так крепко, чтобы никакой шторм не сорвал его с якоря. – Аврелия поморщилась. – Из того, что он сказал, возвратившись домой после встречи с Брутом, я поняла, что разрыв помолвки дался Цезарю очень тяжело. Его глубоко тронуло горе Брута.