– Первым делом надо убедить плебс, – усмехнулся Децим Брут. – Я могу назвать тебе дюжину плебейских трибунов, которым это не удалось. Не говоря уже о праве вето. По крайней мере, в твоей коллегии есть четыре человека, которые с удовольствием наложат вето!
– Здесь-то и пригодится Луций Декумий! – крикнул возбужденный Клодий. – Мы наберем сторонников среди низших классов, которые до того запугают Форум и оппонентов-сенаторов, что никто не осмелится наложить вето! Каждый законопроект, который я внесу, будет утвержден!
– Сатурнин пытался сделать то же самое и потерпел поражение, – заметил Децим Брут.
– Сатурнин считал низшие классы толпой, он не знал ни одного имени, он не выпивал с ними, – терпеливо объяснял Клодий. – Он не сумел сделать то, что должен делать настоящий демагог, – быть избирательным. Мне не нужны огромные толпы. Все, что я хочу, – это несколько групп настоящих мошенников. Я только посмотрел на Луция Декумия и сразу понял – передо мной отпетый мошенник. Мы пошли в таверну на Новой улице и поговорили. Главным образом о его недовольстве законом, направленным на его религиозную общину. Он говорит, что в молодые годы был наемным убийцей, и я поверил ему. Вскользь он заметил, что его таверна и несколько других братств перекрестков с незапамятных времен занимаются так называемой «охраной».
– «Охраной»? – переспросила Фульвия, не поняв смысла последнего слова.
– Они берут деньги с владельцев магазинов и производителей за охрану от грабежа и насилия.
– Охрану от кого?
– От себя, конечно! – засмеялся Клодий. – Не заплатил – и тебя побили. Не заплатил – и твой товар украден. Не заплатил – и твои станки разбиты. Великолепно.
– Я поражен, – медленно произнес Децим Брут.
– Это так просто, Децим. Мы используем братство перекрестка как наше войско. Нет необходимости наполнять Форум толпами. Достаточно проделать такое лишь один раз. Максимум две-три сотни, я думаю. Вот почему нам нужно узнать, где и когда они собираются. Потом организуем их как маленькую армию: список нарядов и так далее.
– И как мы будем с ними расплачиваться? – спросил Децим Брут.
Он был умный и чрезвычайно способный молодой человек, хотя по виду этого не скажешь. Мысль о деятельности, которая осложнит жизнь
– Купим им выпивку. Одно я узнал точно: необразованные люди сделают для тебя все, если ты платишь за их вино.
– Недостаточно, – сказал Децим Брут.
– Знаю, – сказал Клодий. – Я также заплачу им двумя законами. Один – снова легализую все религиозные братства Рима, все общины, клубы. Второй – введу раздачу бесплатного зерна.
Он поцеловал Фульвию и встал.
– Теперь мы рискнем отправиться в Субуру, Децим, где увидим старого Луция Декумия и начнем строить планы на тот период, когда я вступлю в должность.
Выждав, чтобы страсти вокруг событий прошлого месяца улеглись и все успокоились, Цезарь провел свой закон, запрещающий наместникам заниматься вымогательством в своих провинциях.
– Я не альтруист, – обратился он к полупустому сенату, – и не против того, чтобы способный наместник обогащался приемлемым образом. Этот
Цезарь пожал плечами:
– Марк Катон говорит, что мои законы не имеют силы, поскольку мой коллега – младший консул упорно наблюдает небеса. Я никогда не допускал, чтобы Марк Бибул стоял на моем пути. И не допущу, чтобы он встал на пути моего закона. Однако, если сенат откажется одобрить этот проект, я не понесу его в трибутное собрание. Как вы видите по количеству ведер со свитками, расставленных вокруг меня, это довольно объемный закон. Только сенат обладает достаточной силой духа, чтобы просмотреть его. Только сенат в состоянии оценить эту неприятную ситуацию, сложившуюся по вине наших наместников. Это – закон сенаторов, и он должен быть одобрен сенатом. – Цезарь улыбнулся Катону. – Можно сказать, что я преподношу сенату подарок. Откажитесь от него – и он умрет.
Вероятно, месяц квинтилий подействовал отрезвляюще, а может быть, накал злобы и гнева достиг своего пика, и напряжение стало спадать. Но какова бы ни была причина, закон Цезаря о вымогательстве прошел в сенате единогласно.
– Великолепно, – сказал Цицерон.
– Я не смог ни к чему придраться, – сказал Катон.
– Тебя надо поздравить, – ответил Гортензий.