Женщины Цезаря

Помпей и Юлия возвратились в Рим вовремя, чтобы помочь Авлу Габинию и Луцию Кальпурнию Пизону проводить кампанию перед курульными выборами восемнадцатого октября. Не видевший дочери со дня свадьбы, Цезарь был потрясен. Перед ним предстала уверенная, счастливая, остроумная молодая матрона, а не та кроткая девушка, сохранившаяся в его памяти. Ее отношения с Помпеем были поразительны, хотя чья это заслуга, Цезарь сказать не мог. Прежний Помпей исчез. Новый Помпей был начитан и со знанием дела рассуждал о художниках и скульпторах. Его совершенно не интересовали военные планы Цезаря на следующие пять лет. И в довершение всего в их семье заправляла Юлия! Открыто и без всякого смущения Помпей подчинялся женщине. Никакого заточения в мрачных пиценских бастионах! Если Помпей уезжал куда-то, Юлия ехала с ним. В точности как Фульвия и Клодий!

– Я собираюсь построить в Риме каменный театр, – сообщил Великий Человек, – на земле, которую я выкупил, между септой и конюшнями для колесниц. Возведение временных деревянных театров пять-шесть раз в году на время главных игр – безумие, Цезарь. Мне все равно, что, согласно mos maiorum, театр – это упадок нравов и распущенность. Факт остается фактом: весь Рим бросается посмотреть пьесы, и чем они грубее, тем больше они нравятся. Юлия говорит, что лучшим памятником моим завоеваниям, который я могу оставить Риму, был бы огромный каменный театр с красивым перистилем и колоннадой и с достаточно просторной пристройкой на дальнем конце, где мог бы собираться сенат. Таким образом, говорит она, я могу соблюсти mos maiorum: на одном конце – храм для торжественных заседаний сената, а над местами для зрителей – прелестный маленький храм Венеры Победительницы. Это должна быть именно Венера, поскольку Юлия – прямой потомок Венеры. Но она посоветовала сделать ее Победительницей в честь моих побед. Умный цыпленок! – с любовью заключил Помпей, поглаживая модно уложенную копну волос своей жены, которая выглядела, подумал довольный Цезарь, очень элегантно.

– Превосходно! – произнес Цезарь, уверенный, что они ничего не слышат.

Они и не слышали. Заговорила Юлия.

– Мы заключили сделку, мой лев и я, – сказала она, улыбаясь Помпею так, словно между ними были тысячи секретов. – Я буду выбирать материалы и убранство для театра, а моему льву достаются перистиль, колоннада и новая курия.

– А позади театра мы построим скромную, небольшую виллу, – вставил слово Помпей, – просто на случай, если я когда-нибудь снова застряну на Марсовом поле на девять месяцев. Я думаю второй раз выдвинуться на консула в эти дни.

– Великие умы мыслят одинаково, – сказал Цезарь.

– А?

– Ничего.

– О папа, ты должен увидеть альбанский дворец моего льва! – воскликнула Юлия, взяв Помпея за руку. – Дворец действительно поражает. Мой муж говорит, что дворец похож на летнюю резиденцию царя парфян. – Юлия повернулась к бабушке. – Когда ты приедешь и побудешь с нами там? Ты никогда не покидаешь Рим!

– «Ее лев», как вам это нравится! – фыркнула Аврелия, когда блаженная парочка отбыла в заново обставленный дом в Каринах. – Она самым бесстыдным образом льстит ему!

– Ее метод определенно не похож на твой, мама, – серьезно заметил Цезарь. – Сомневаюсь, что когда-либо слышал, чтобы ты обращалась к отцу иначе чем по имени. Гай Юлий. Даже не Цезарь.

– Любовное сюсюканье глупо.

– Мне так и хочется назвать мою дочь Укротительницей Льва.

– Укротительница Льва. – Аврелия наконец улыбнулась. – Она явно владеет и кнутом и пряником.

– Очень незаметно, мама. Она из Цезарей. Ее повеления очень вкрадчивы, но Великий Человек порабощен.

– Мы хорошо сделали, что свели их. Он защитит твою спину, пока тебя не будет в Риме.

– Надеюсь. Я также надеюсь, что ему удастся убедить выборщиков в том, что Луций Пизон и Габиний должны быть консулами на будущий год.

Выборщиков убедили. Авл Габиний стал старшим консулом, а Луций Кальпурний Пизон – его младшим коллегой. Boni приложили все силы, чтобы избежать катастрофы, но Цезарь оказался прав. Поддерживая boni в квинтилии, они с Крассом добились того, что теперь общественное мнение было на их стороне. Все разговоры о браке дочерей-девственниц со стариками, годными им в деды, не смогли поколебать голосующих, которые предпочли взяткам ставленников триумвиров. Вероятно, потому, что в Риме не было избирателей из сельской местности, которые обычно рассчитывали на взятки, чтобы потратить их на играх.

Даже при отсутствии неопровержимых доказательств Катон решил обвинить Авла Габиния в подкупе избирателей. Но на этот раз он не преуспел. Катон поговорил со всеми преторами, которые его поддерживали, однако ни один не согласился возглавить суд по делам о коррупции. Метелл Сципион посоветовал Катону обратиться непосредственно к плебсу и созвал плебейское собрание, чтобы провести закон, согласно которому Габиния можно было обвинить в даче взяток.

– Поскольку ни один суд, ни один претор не желают обвинять Авла Габиния, сделать это – долг комиций! – кричал Метелл Сципион толпе, собравшейся в колодце комиций.