Жизнь и слово

…Ребенка-сироту беззаконно записали в крепостные; крепостного мальчишку «по закону» секут вместо провинившегося барчонка. Юношу беззаконно забрили в солдаты (когда везли в город, «как водится, хотели набить на ногу колодку»); солдату «по закону» всякий говорит «ты», а он стоит навытяжку, не смея развести рук, и приговаривает за каждым третьим словом «ваше высокоблагородие». Закон «милостив»: четыре года ходят бумаги по присутствиям, пока солдат получает отставку, как неправильно записанный на службу. Он достает место домашнего учителя в помещичьей семье, где все «любители верховой езды»: сынок ездит верхом на кучере, а дочка на дворовой девке. Наконец, герой повести с превеликими лишениями заканчивает Медико-хирургическую академию и становится уездным лекарем: «Я мечтал принести столько пользы человечеству, а вместо этого сидел теперь над срочными донесениями всех родов и сводил всеми неправдами концы, отписывался и огрызался, как мог, на придирки, замечания и выговоры; на важные донесения свои по разным предмета?.! требующим немедленных и самых деятельных мер, не получал вовсе ответов, а по пустым, которые не стоили и полулиста бумаги, заводились огромные дела и нескончаемая переписка…»

Глава о том, как человеку мешают приносить пользу людям («общее благо»), называется «От плохого расположения духа до хорошего». Название насмешливое: «хорошее» расположение духа приходит к герою при мысли, что не ему одному, что за малым исключением всем и всюду плохо.

Далевы «живые картины» не гора с горой — они «сходятся»: они объединены мыслью и чувством наблюдающего их героя, мыслью и чувством наблюдавшего их автора; они «сходятся», потому что каждая «живая картина» сходится с живой жизнью…

Рассказ-картина про уездного землемера, который ездит по деревням на пятнадцати подводах («что проездом соберет — муки, крупы да овса, так и складывает на подводы»): «Пьяный землемер наставил межевых столбов и вкривь и вкось и отрезал не только мельницу, но и половину дворов одной деревни; а как столбы землемера неприкосновенны… то тяжба возобновилась и пошла по наследству с поколения на поколение».

Рассказ про уездного оспопрививателя — он созывает в деревнях баб с ребятами, раскладывает по столам ножи и бинты, тяжело вздыхает об участи малых детишек, «которых велено резать ланцетом», и соглашается уехать, если соберут ему по гривне с дому.

Рассказ про генеральский осмотр военного лазарета: доктор навытяжку, больные возле кроватей, «не по болезням, а под ранжир» (за сутки было не велено ложиться, чтобы постелей не помяли), трудных, которые не могут «прифрунтиться», вывели вон, в корчму либо в баню, чтоб на глаза не попадались.

Рассказ про то, как три года подряд за восемь тысяч освобождали от военной службы очередника — ходатаи «подмазал везде, где было можно: инспектору врачебной управы отдал сам из рук в руки и с глазу на глаз; прокурору через одного из присяжных, который по этим делам употреблялся; военному приемщику через унтера его, и, кажется, все ладно».

Рассказ про помещика, «скупившего до двухсот мертвых душ, т. е. таких, которые значились налицо но последней народной переписи…» — да, да, можно и не продолжать: исследователи спорили, чей сюжет — Гоголя или Даля…

В «живых картинах» — живых! — Даль знакомил русских с Русью тридцатых и сороковых годов девятнадцатого столетия, в которой он человек бывалый…

«Русского человека он знает, как свой карман, как свои пять пальцев, — пишет, разбирая сочинения Даля, младший его современник Иван Сергеевич Тургенев (впрочем, и Гоголь — младший, на восемь лет моложе; по Гоголь — начало, Даль и Тургенев — оба за ним идут). Тургенева манит в рассказах и повестях Даля сочувствие к народу, наблюдательность автора, верная и быстрая память — он «проникнулся весь сущностью своего народа, его языком, его бытом»…

«ДА ТЫ, ПРИЯТЕЛЬ, НЕ РОСТОВСКИЙ?»

Уже знаем, что одно слово в разных местах порой имеет разный смысл. Знаем также, что одно понятие в разных местах обозначается порой разным словом. Но одно и тоже слово в разных местах еще и произносится по-разному.

Уже слышали пословицу: «Что город, то норов». Но у нее есть вторая половина: «Что двор, то говор». Придумал народ и вовсе шутливую пословицу: «Свой язык, своя и говоря».

Даль мог бы, наверно, начертить и закрасить в разные цвета свою карту земли Русской, закрасить не по рельефу местности, не по делению на губернии и, уезды — по различиям в языке.

Он изучает эти самые «говóри», точнее — гóворы русского языка; но чтобы изучать, надо особый чуткий слух иметь на русскую речь — иначе как приметишь, уловишь, выберешь подчас едва заметные различия в произношении.