Жизнь и слово

одним словом, мы с Далем на знаменитой нижегородской ярмарке, в плотной и жаркой толпе. Где все движутся, но каждый идет куда ему надо, где толкают друг друга, обгоняют, останавливают, пересекают один другому дорогу, кружат, попадают не туда, возвращаются на прежнее место;. Где смешались, закрутились несущейся каруселью армяки, поддевки, мундиры, кафтаны, сермяги, сарафаны, накидки, пестрые шали, платки, картузы, шляпы прямые, и бурлацкие — с круглым верхом, и ямские — приплюснутые, с загнутыми круто полями, и красные колпаки шутов. Где черные черкески с газырями и курчавые папахи кавказцев, шелковые халаты и золотые тюбетейки казанских татар, желтые рубахи цыган, белые чалмы восточных купцов, похожие на огромные кочаны. Где голоса, слова, разноязычные крики смешались, торгуются, спрашивают совета, ссорятся, спорят — одновременно. Купцы нахваливают товар; услужливо, с прелюбезнейшими, галантерейными словечками, мечутся вдоль полок ловкие приказчики; им помогают (однако держась степеннее) хозяйские сынки, старший — «братан» и младший «брательник», оба с припухшими глазами и помятыми лицами; мальчики у дверей лавок зазывают покупателей. Бойкие лоточники сыплют прибаутками; «Вот сбитень, вот горячий: пьет приказный, пьет подьячий», а рядом пирожник заворачивает эдакую штуку, что диву даешься: «Подь-дойди — эх, вкус французский, гусь заморский, баранинка низовая, мучка сортовая». «Воздушный цирюльник» за три копейки на ходу и бреет и стрижет: «Постричь, поголить, ус поправить, молодцом поставить». Цыганки хватают проходящих за руку. «Дай погадаю», — требуют гортанными голосами. А над толпою, над площадью стоят на деревянных неструганых балконах раешники в расшитых рубахах с яркими заплатами-ластовицами под мышками, стоят гимнасты, обтянутые желтыми в черную клетку трико, танцовщицы в розовых юбочках-пачках — стоят и, перекрывая нескончаемый гул, дудят в золотые трубы, трещат трещотками, колотят в огромные барабаны, по круглому корпусу которых намалеваны красные и желтые треугольники, звенят сверкающими, как солнце, медными тарелками: «Спешите! Спешите! Замечательное представление!..»

В каменных корпусах гостиного двора торгуют сразу две с половиной тысячи лавок, а вокруг жмутся друг к другу еще многие тысячи деревянных строений, сбитых основательно и наскоро сколоченных, — лавки, лавчонки, склады, сараи. В Железных рядах продают до четырех миллионов пудов уральского железа, на Хлебной пристани выгружают шестьсот тысяч четвертей хлеба, от Гребневских песков тянет с барж крепким рыбным запахом, близ пристани Сибирской высятся под навесами стены чайных цибиков (чай — товар дорогой, его везут из далекой Кяхты до Перми на лошадях, а из Перми на судах по Каме и Волге; торговцы-«чайники» ставят на столы свежезаваренный чай разных сортов, покупатели идут вдоль столов, прихлебывают из чашек и после каждой пробы споласкивают рот холодной водой, чтобы не утерять вкус). Персиане и бухарцы неподвижны и зорки, кавказцы горячи и шумливы: с востока доставляют на ярмарку каракуль и шемаханские шелка, кофе и корицу, синюю краску индиго и красную марену, дорогое сандаловое дерево. А кругом наше, российское — меха лисьи, бобровые, куньи, холсты «разной доброты», шапки, чулки, валенки, рукавицы (из села Богородского — рукавицы кожаные, привозят на ярмарку сразу полмиллиона пар), кожи из губерний Владимирской, Симбирской, Казанской, Вятской, Костромской, также из Нижегородской, где производятся в Арзамасе, Выездной слободе, в деревне Тубанаевке и окрестных селениях Васильсурского уезда; золотые скирды мочалы сияют на солнце, словно поставленные прямо на землю соборные купола; конский волос переливается черными струями — гривы продают пудами, хвосты поштучно. Новые телеги пахнут дегтем, упирается в небо частый лес оглобель. Сундуки, сибирские и павловские, простые и окованные, одноцветные, темные, и расписные тянутся рядами, как дома в городе, образуя улицы и переулки, — привозят сюда двести тысяч сундуков; особый спрос на макарьевские: шесть сундуков разной величины вкладываются один в другой…

Идет по ярмарке нижегородский чиновник Владимир Иванович Даль, приходит он сюда, на ярмарку, не продавать, не покупать, разве что опустит в карман кубик черного китайского чаю, приглядит шейный платочек кисейный да серебряное колечко с бирюзой — потешить дочек или задержится возле коробейника — офени — и со знанием дела отберет для себя лист-другой лубочных картинок.