Филиппу я дал прозвище “Пионер”, так как он любил коллекционировать значки времен СССР, носил шорты, курил не в затяг и учился на одни пятерки. Преподаватели ставили его в пример, как человека будущего; как человека, который должен был пронести флаг Отечества через весь мир, на своих (и ему подобных) плечах. Его белокурые волосы, в моих воспоминаниях, постоянно треплет ветер, а длинный нос служит поводом для моих глупых шуток. Сочетание светлых волос и голубых глаз, что не удивительно, делали его популярным среди одноклассниц и наших немногочисленных подруг, непонятно как записавшихся в нашу компанию. Его как-то раз взяли в школьный хор, что моя мать прокомментировала следующими словами: “Это для того, чтобы в ряду был хотя бы один русский.” – фраза достаточно описывает, как его фигура выделялась на фоне остальных в его социуме, хоть и не до конца является правдой. Я же общался с ним, так как видел в нем человека достаточно интересного, необычного и по-своему замечательного. Он писал стихи, уважал мой музыкальный вкус, а также разделял со мной мечту когда-нибудь снять кино.
В одну зиму мы поехали к нашему общему знакомому в другой город на электричке. Я вошел на вокзал, чувствуя легкую тошноту, но, когда из метро появились знакомые растрепанные белые волосы, не носившие шапки даже в -10, мне стало легче. Мы сели на самый первый рейс и поехали в К. Не буду останавливаться на том, как мы добрались, это не важно, но вскользь упомяну, что я тогда сильно отравился. И в скромных апартаментах, в которых делилась вынужденная ночлежка, меня лечили дедовскими методами, а именно водкой, любезно добытой Пионером. Это был мой первый опыт лечения народной медициной, сопровождавшийся и первым алкогольным опьянением. Не сказать, что мне понравилось, но после этого каждую нашу встречу с Филиппом мы пили, хоть и не всегда я болел.
***
Его отсутствующие голубые глаза встретили меня на лестничной клетке, Филипп стоял и, открыв дверь, курил. Проводив меня в комнату, которая когда-то очень давно служила утробой для нашей первой ссоры, он вынул из серванта дешевый коньяк и две рюмки. Я вежливо отказался, поэтому сосуды для жидкости были заперты обратно, а коньяк впоследствии Филиппом пился из горла. “Привет, Вовка.” – сказал хриплым, усталым, но при этом очень ласковым голосом Пионер. Подумать только, это был единственный человек, для которого я был не Вовой или Владимиром, а Вовкой. Мне никогда не нравилось свое имя, особенно в его уменьшительно-ласкательной форме, я каждый раз бранился, когда слышал это нелепое сочетание звуков (для Филиппа это была месть за шутки про нос), но в тот момент это прозвище было эхом моего детства, что беспощадно пролетело и оставило только гроздь каких-то разрозненных воспоминаний, которых с каждым годом становилось все меньше, но те что оставались ощущались не хуже, чем удавка на шее или розочка под ребром. В моей голове сразу же последовала реакция, выраженная появлением образов связанных и с этой комнатой, и с этим домом, и с этой чертовой станцией метро, на которой поселилось подавляющее число наркоманов, и образ не совсем уж далекого города К, от которого, к сожалению, далеко ушло мое детство. “Ну привет, Пионер.” – ответил я.
Мать Филиппа умерла за две недели до событий, описываемых мной, и ему некому было высказаться, поэтому, несмотря на его собственное желание больше не общаться, он позвонил мне. Я сидел и внимательно слушал его. С нашей последней встречи прошло около 7 лет, и я даже не думал, что когда-нибудь увижу своего друга, грозу мудаков и причину девичьих слез (как пелось в одной песни, которая теперь плотно ассоциируется у меня с Филиппом), не именем на памятнике. Но вот он передо мной. У него заплывшие глаза, опухший нос, а от шикарных волос не осталось ничего что бы о них напоминало (к 16 годам он начал бриться налысо, но это уже был не мой Филипп, а лишь тень). Когда-то в совсем юношеском возрасте, я подслушал разговор отца по телефону. Ему сообщили, что его бывший одноклассник умер; когда отец рассказывал это матери, он упомянул, что знакомые говорили о несчастном, что от него в последнее время пахло бензином. Я тогда не понимал о чем речь в силу возраста, но эта фраза отложилась в моей голове. Глядя на человека в комнате, мне было не по себе – я слышал запах бензина.
***