— Отгадай загадку. — Папа старался разговорить его. — Только слушай внимательно. Отец с сыном да отец с сыном. Сколько всего людей?
Ответ был ясен, чего же проще — сложить два и два, но Антон опасался подвоха. И не напрасно.
— А ты посчитай. Отец с сыном. Ну, как я с дедушкой. Двое, да? И еще отец с сыном. Как мы с тобой. Сколько всего?
На фоне голубого неба покачивались черные каракули ветвей. Кленовые листья ползали по асфальту, будто желтые черепашки. Папа остановился.
— Жаль наступать на них. Они никогда уже не оживут. Они теперь никому не нужны… — Словно ластясь к нему, листья устроили вокруг его ног веселый хоровод. — Мягкий ветер, — шептал папа. — А? Какой мягкий!
Папа говорил и говорил, будто не Антону, а сам себе, что осень — это всегда прощание: с летом, с теплом, с какой-то частью жизни. Антон не совсем его понимал, но чувствовал: дело не в словах. Они, как и музыка Дормидонтова, прорывались не сами по себе, а выносили наружу тяжесть и печаль, облегчали душу.
По сравнению с воскресеньем темных личностей возле магазина убавилось. И товар они предлагали неинтересный: скаляров, гуппи с длинными шлейфами плавников… Но стоявший в стороне мужчина в телогрейке вдруг достал из-за пазухи банку, в ней рубиново-красному меченосцу-самцу пришлось выгнуть меч по окружности дна: так ему было тесно. Самка же помещалась свободно. Рыбки очень подходили друг к другу — крупные, яркие, сильные. Загляденье!
— Берем? — воодушевился папа. Антон не знал, что сказать: мужчина называл цену почти вдвое выше магазинной.
— Но тебе нравятся?
Папа отсчитал деньги и отдал мужчине. Тот жестом фокусника извлек баночку размером чуть больше пузырька. В ней пестро мельтешили маленькие, еще не подросшие тигровые красавчики. Если те, взрослые, — оруженосцы, то эти — пажи.
— Берем. — Папа опять полез в карман.
Через птичий гомон и приторный запах не то корма, не то невычищенных клеток они проследовали к аквариумной стене и здесь купили водоросли — валлиснерию и кабомбу, разложенные снопиками на белых эмалированных подносах.
Оставалось главное.
Отдел, где торговали аквариумами, находился дальше, имел отдельное помещение. Когда они туда вошли, у Антона отлегло: аквариумы были в продаже. Стояли на полке за спиной продавщицы — разных размеров, новенькие, блестящие, металлические каркасы выкрашены в серебряный цвет. Долго выбирали такой, чтоб и краска лежала ровно и стекла не были поцарапаны, чтобы не протекал.
Продавщица положила внутрь того, который они предпочли, сачок, бумажный пакетик с сухим кормом и четырехугольную кормушку из дутого легкого стекла — она должна плавать на поверхности. Аквариум завернула в плотную бумагу и перетянула бечевкой крест-накрест. Для непосвященного взгляда пачка книг да и только.
Папа тащил скучный портфель. Антон нес упакованное сокровище. Удачные приобретения и быстрая ходьба их разгорячили, они задержались возле тележки с газированной водой. Женщина в белом халате поворачивала краник, наливала в стакан немного вишневого сиропа из стеклянного баллончика, потом разбавляла его сероватой водой. В желудке от газировки приятно покалывало, и возникало ощущение, что газ способен поднять тебя над землей. Наверно, таким газом надувают воздушные шары.
— Какие еще желания? — осведомился папа. Если он не мог чего-нибудь купить, то говорил: «Купишь уехал в Париж», — и Антон представлял что-то вроде кожаного; большого кошелька, который на длинном поезде отправляется в далекое путешествие. Сейчас папа сам настаивал: — Ну, чего молчишь?
— Нам в школе велели достать. На арифметику…
— Ну?
— Офицерскую линейку.
— А они разве продаются?
Страхуясь на случай, если Голышок все же его надул, Антон дал справку неуверенно, извиняющимся голосом:
— Говорят, в канцтоварах…
Папа закурил, поставил портфель на асфальт.
— Осторожней, — попросил Антон, — а то вода в банках расплескается.
До магазина доехали на троллейбусе. Под стеклом на прилавке лежали тетради в клетку и линейку, ручки, механические карандаши с выдвижным грифелем, деревянные и пластмассовые треугольники, обычные линейки.
— Девушка, — обратился к молоденькой продавщице папа. — А офицерских нет?
Антон бы ни за что не отважился так громко спросить. Тем более неизвестно, есть ли они вообще.
— Кончились, — сказала девушка, занятая другим покупателем. Ее невежливость папу ничуть не рассердила.
— А если мы вас очень попросим? Нам без этой линейки никак нельзя.
Девушка вскинула на них глаза и смягчилась.
— Подождите, я поищу.
Исчезла в комнате за занавесками. Антон придвинулся поближе к папе, прижался к нему. Он девушку не осуждал. Нагрубила, потому что не видела кому, а едва взглянула… Папе невозможно отказать, так уверенно и свободно он держится. В распахнутом плаще, высокий, добрый.
Появилась с линейкой. И какой! В сто раз лучше, чем у Голышка. Масса кружочков и других удобных прорезей. Нарисовать танк при помощи этой линейки — пара пустяков.
Папа все больше расходился.
— Домой мороженого купим? Со льдом.