Знак Водолея

В этом году Столыпину исполнилось сорок шесть лет. Взлет его к вершинам государственного управления был стремителен, власть и влияние — необъятны, необъятным казалось и время, предоставленное ему судьбой для преображения шатающейся, больной, сотрясаемой революционной горячкой России, счастливое обновление которой рисовалось ему в соединении стихийного могущества денег со сдерживающей и направляющей волей монархического руководства. Идея монархии была искренне и обдуманно любима им. То, что нынешний государь был малодушен и ничтожен, не мешало Столыпину любить эту идею. Слабость царя давала место, открывала возможности сильному и мудрому министру. Когда такой министр был, монархия бывала спасена, а власть государственная возвеличена и умножена его волей. Ришелье, Вильям Питт-старший, Годунов…

Таким министром был и Столыпин, как втайне верил он сам, как думали многие. Похоже, что и сам царь склонялся к этому убеждению. По крайней мере внешне он всегда подчеркивал свое исключительное доверие главе правительства. Царь, впрочем, был человек неискренний и лукавый…

Подобно многим своим предшественникам, Столыпин будущее развитие России видел на востоке и севере, где в недрах скрывались черт знает какие сокровища, где без пределов простирались леса, а степные просторы от начала времен не знали пахаря. Ах, если бы Расея поперла туда со всем множеством своих неприхотливых, привычных к труду и беде, терпеливых, доверчивых народных масс! Но Расея туда переть никак не желала. Уперлась, как бык перед калиткой, и ни тпру ни ну, только косит красным глазом да угрожает рогами: а ну, хлестни попробуй, я те покажу! И Столыпин, как деревенская девчонка с хворостинкой в руке, робел и терялся перед этим бычьим упорством.

И как же уговорить, воодушевить, загнать ее туда, окаянную силу!

Кадеты, руководимые хитрецом Милюковым и мерзавцем Родичевым, предлагали просто открыть ворота туда и — грабь, ребята! Пусть колонизация Сибири и Дальнего Востока идет тем же ходом, что и освоение Дальнего Запада и Северной Америки, пусть, дескать, там из разбоя и беззакония родятся новые формы государственности, образуются банки и акционерные компании, возникнет промышленность…

А что потом?

Потом эта разбойничья государственность обрушится на Россию, подчинит ее себе, разрушит все нравственные и политические устои монархии, либо… Либо Сибирь оторвется, отделится от России, разорив и обескровив ее…

Столыпину вспомнилось, как года полтора назад, за разговором о Сибири Суворин вынул из шкатулки и показал ему письмо покойного писателя Антона Павловича Чехова, в котором содержалось именно такое предсказание. Сибирь от России скоро отделится. Это будет новая русская страна, самостоятельная, могучая, развивающаяся бурно и стремительно, как Америка… Нет, этого нельзя допустить!

Без Сибири Россия погибнет! Сибирь надо развивать, открывать дороги для крупных капиталов. Если русские медлят, надо дать инициативу англичанам, американцам, немцам. У денег нет национальности. У золота нет родины. Если в Сибири обоснуется золото, говорящее по-английски или по-немецки, — бог с ним! На каких только языках в России оно не говорит!

Ну нет! Не инициативу надобно направлять в Сибирь, а дешевые рабочие руки! Будут там дешевые руки — потянутся туда большие деньги. А с деньгами и инициатива придет, но это будет инициатива другого рода: выгодная делу обогащения России, усиливающая ее власть над Сибирью, а не ослабляющая ее…

Столыпин развернул «Новое время». Его внимание привлекла статья под названием «Мардохей». В ней журналист резко и насмешливо бранил киевского генерал-губернатора Сухомлинова за его симпатии к еврейскому племени и поддержку евреев. Статья была полезная. Военный министр генерал Редигер явно не справлялся с обязанностями. Дело шло к замене его кем-то другим. Столыпин хотел видеть на этой должности генерала Поливанова. Царь же последнее время все чаще и все хвалебней говорил о другом генерале — балагуре и болтуне, находящемся под влиянием опасной авантюристки, — Сухомлинове. Решение же вопроса целиком и полностью зависело от императорского величества…

Умница Суворин вовремя и к месту выступил с этой статьей! Царь непременно ее прочтет. И — задумается. Любви к евреям царь обычно никому не прощает…

Шаркающей старческой походкой подошел сзади лакей с редким именем Васс. Забрал на поднос пустую чашку и блюдечки.

— На доклад к государю вам ехать нынче, Петр Аркадьевич. Не забыли-с? — негромко напомнил он.

Столыпин ласково похлопал старика по локтю.

— Помню, Васс, помню. Спасибо, голубчик…

Из всей прежней прислуги, близко стоящей к Столыпину, только один Васс и уцелел. Остальные погибли двадцатого августа при взрыве дачи. Погибла, задавленная стеной, и дочка Васса, служившая горничной. С того времени Столыпин всячески старался выказать старику свое особенное к нему отношение, обласкивал его.

Итак, пора ехать…